Они пришли с юга
Шрифт:
– Не стоит связываться, – сказал Вагн.
Мартин все-таки повернулся и крикнул: «Болваны!» Но после этого братьям пришлось пуститься наутек.
Немцы уже вошли в город, они запрудили всю портовую площадь. Целыми колоннами выстроились огромные грузовики, колеса которых приходились Мартину выше головы, бесчисленные пушки разинули жерла, ружья были составлены в козлы. На площади орали громкоговорители, солдаты отдыхали, чистили ружья или заигрывали с немногочисленными девушками, которые вышли им навстречу. Они обменивались
– У них зеленая форма, чтобы легче было маскироваться в лесу и в поле, – объяснил Вагн.
– А что, если подбросить им яду в котел? – предложил Мартин.
– Ты что, спятил? – сказал Вагн.
Гусеничных танков на площади не было.
Вернувшись вечером с работы, Якоб и Лаус принесли с собой рулоны черной бумаги, которой завесили окна; лампы тоже затенили абажурами из черной бумаги, а в патроны ввинтили синие лампочки. Ни один луч света не должен проникать наружу. Стоит английским летчикам заметить маленькую щелку, и они сбросят бомбы.
– Что за ерунда, – сказала Карен. – И кто все это выдумал?
– Немцы, – ответил Якоб.
Лаус принес ворох новостей. Он рассказал, что на границе погибло много датских солдат. Но за каждого убитого датчане уложили по сотне немцев.
– Кабы мы все вчера вступили в бой, – сказал Лаус, – сегодня в живых не осталось бы ни одного немца.
– Слава богу, что обошлось без этого, – заметила Карен, вытирая руки о передник.
– Как знать, быть может, худшее еще впереди, – сказал Якоб.
– Отец, мы что ж, взаправду воюем с Германией? – спросил Мартин.
– Кто его знает, – ответил Якоб.
– Вот ведь напасть, – сказала со вздохом Карен и стала складывать выстиранное белье. У нее были спокойные, неторопливые движения.
– Отец, кто же теперь наш заклятый враг, шведы или немцы? – спросил Мартин.
– Гм, одни других стоят, – ответил с улыбкой Якоб.
Раздеваясь и умываясь, Мартин внимательно прислушивался к тому, что рассказывал Лаус.
– Датчане – лучшие солдаты в мире, – заявил старший брат.
– Еще бы, – гордо поддержал Мартин. – Сотня немцев еле-еле одолеет одного датчанина, да и то немцам надо съесть побольше каши, иначе им несдобровать.
Лаус, голый до пояса, разглядывал себя в зеркале. Он был ладно скроен, скоро и ему идти в солдаты.
– А после датчан кто самый сильный? – спросил Мартин.
– Американцы, конечно, – сказал Лаус.
– Думаешь, они могут побить немцев?
– Побить немцев? Еще бы! Вот увидишь, не пройдет и двух дней – война кончится. У американцев столько самолетов, что они запросто могут устроить
– Так чего ж они не устраивают? – спросил Мартин.
– Да вот весь мир ждет, чтобы они начали… Гляди, какие мускулы, – похвастал Лаус, медленно сгибая руки и поворачиваясь перед зеркалом. – Черт побери, точно стальные тросы. Говори, братишка, может, кто тебя обидел, я его проучу, видишь, я в хорошей форме, – добавил он с готовностью. Но Мартин не мог припомнить ни одного обидчика.
– А отец все-таки сильнее тебя, – сказал он.
Пока Якоб умывался, Мартин стоял у кухонной раковины и следил, чтобы у отца не осталось мыла за ушами. На руках отца играли сильные, закаленные мускулы. Под кожей, точно толстые змеи, тянулись жилы. С Якобом даже Лаусу нечего было тягаться.
– А кто самые плохие солдаты в мире? – спросил Мартин.
– Да на что тебе? – удивился Якоб.
– Русские, – объявил Лаус. – Они не умеют воевать. Лаус собрался уходить, он каждый вечер шатался по улицам. Карен это было очень не по душе.
Поздно вечером Якоб, Вагн и Мартин вышли во двор, чтобы проверить свои окна. Ни щелочки света. Весь город погрузился во мрак, стал черным и чужим.
Странный это был день, он принес датчанам большие перемены.
Глава вторая
Опять потянулись будни, только в городке теперь были иностранные солдаты в зеленых мундирах. Они заполнили рестораны, театры и тротуары. Они жадно скупали всякую всячину в магазинах. Их машины на громадной скорости мчались по шоссе, а сами они рядами и колоннами с пением маршировали по улицам.
Наступило лето – пора купанья.
Вообще-то говоря, Карен строго-настрого запрещала Мартину уходить с улицы, на которой они живут. Но в жаркие солнечные дни матери приходилось делать сыну поблажку и отпускать его к реке.
Снабдив Мартина старым полотенцем, которое он обвязал вокруг пояса поверх купальных трусов, мать наказала ему идти к речке прямой дорогой через больничный сад и старые торговые дворы, вымощенные крупным булыжником, мимо стандартных домов. Последний двор выходит как раз к виадуку, который проложен над железнодорожным полотном и спускается прямо к реке.
С виадука весь город виден как на ладони, он лежит на склоне холма, а у его подножья струится река – широкий черный поток. Якоб говорит, что река всегда течет в одном направлении, течет так сотни и сотни лет. Но Мартин никак не может взять в толк, откуда берется вся эта вода со всеми ее притоками. А как же тогда море? Ведь там воды все больше и больше – значит, под конец оно затопит всю землю? Мартин твердо уверен, что дело идет именно к этому. Ведь он знает из библии, что в конце концов земля сгинет, и часто пытается вообразить, что же это такое – светопреставление.