Они слышат. Сборник рассказов
Шрифт:
Заведение бедное, ободранное, от воспитателей пышет цинизмом и озлобленностью, в коридорах пахнет прокисшей кашей. А еще дети, ползающие по коридорам или колесящие на инвалидных креслах. Многие из них даже разговаривать толком не умели и издавали какие-то гортанно-мычащие звуки. Половина из них рождается не только с физическими, но и с психическими отклонениями, так что музыкальным сопровождением этому детдому служили беспричинные крики, вой, рыдания, истерический смех, неразборчивое бормотание и ругань воспитателей. Милая обстановочка, не правда ли?
Вот в начале девяностых к нам на стол и легло дело об этом
Заколыхалось все, когда пропали две молодые воспитательницы. Причем без следа и при одинаковых обстоятельствах. Утром ушли на работу, вечером домой не вернулись. Обе девушки в день исчезновения в детском доме не появлялись. То есть, получалось, что они пропали по дороге из дома на работу.
Наше отделение прошерстило маршрут обеих. Ни у одной на пути не было подвалов, темных переулков, каких-то заброшенных домов или других подозрительных мест. Не нашли ни их вещей, ни одной улики, вообще никаких зацепок. Несколько людей видели воспитательниц, идущих на работу, незадолго до их исчезновения. По их словам – ничего странного в поведении и внешности девушек не было. Так и не удалось хоть мало-мальски прояснить ситуацию.
Скоро это дело засунули в долгий ящик вместе с кучей других «без вести пропавших» и забыли. Некоторые из наших все-таки продолжали морщить лбы в недоумении. Видели же воспитательниц, идущих утром на работу – как, скажите, две взрослые девицы ухитрились исчезнуть посреди бела дня? Да не в каком-нибудь безлюдном месте, а на глазах у всего района?
Меньше, чем через неделю, детдом снова «порадовал» окрестности слухами о зловещем событии. Одну из нянечек забрали в дурку. По-серьезному так забрали, с концами. Все, что докатилось до милиции из сплетен – последняя стадия шизофрении, галлюцинации, голоса, и так далее. Самые умные задумались над связью между пропажей воспитательниц и внезапным сумасшествием их коллеги, но дальше думалки дело не пошло. Пациентка была пожилая, выпивающая, мало ли как она себе успела мозги попортить.
Но этим история не заканчивается. Наоборот, только начинается. Люди продолжали пропадать. И дети, и воспитатели. Сколько пропало детей – никто не считал. А персонал пропадал с завидной регулярностью. В год стабильно исчезал один, иногда двое человек. За пять лет, не считая первых двух воспитательниц, исчезло без следа семеро человек, работающих в этом доме. Среди них была повариха, учительница по рисованию, еще кто-то там, не помню уже.
Вы, наверное, удивитесь, что за столь долгое время дом не закрыли, не поставили в него охрану, не записали каждого работающего там в подозреваемые? Было это все. И все гладко. Никаких убийц, маньяков, тайных посетителей среди обитателей этого дома не обнаружили. Так же, как и кладбища на заднем дворе или подземной лаборатории. Да, бывали немотивированные побои и другие проявления жестокости со стороны персонала по отношению к детям, но к проблеме исчезновений они никак не относились.
Пропавших пытались разыскать. Ни один не был найден. Зацепка всего одна – все пропали по дороге
Оставалось только руками разводить. По идее, трупы пропавших должны были покоиться где-то в подвале детского дома, но нет. Никаких трупов там не было.
И вот так продолжалось пять лет.
А затем наступила развязка.
Хмурым утром рабочего дня выдернули нас зарегистрировать убийство. И как вы думаете, где? Правильно, в этом самом благословенном детдоме. Убийца – местная уборщица, женщина в возрасте около шестидесяти лет. Жертва – один из воспитанников дома, мальчик примерно восьми-десяти лет. Орудие убийства – садовая лопата, длиной около двух метров и килограмм пять весом. Место преступления – кладовка для рабочих инструментов.
Я там не бывал (и слава богу), но очевидцы рассказывали, что мальчишкин труп словно из мясорубки вытащили. Простой садовой лопатой можно превратить человека в настоящее месиво. На грохот и крики прибежала дежурная врач, которая потом и вызвала милицию. Когда она вошла, мальчик уже был превращен в груду мяса, а уборщица сидела рядом и плакала.
Позже выяснилось, что за день до убийства пропал ее муж, работавший сторожем в детском доме.
Наверное, вы сейчас подумаете, что уборщица оказалась тайным маньяком, орудующим в детдоме все это время. Следаки тоже так решили. Все, что смогли на нее повесить – повесили. Причиной назвали психическое расстройство. После допроса диагноз сам напрашивался.
Поначалу убийца еле выдавливала из себя слова. Зато как спросили о мотивах, так аж вздыбилась вся. Такую ересь несла, уши вяли. Дескать, «не дитя я убила, а дьявола, под маской невинности скрывающегося», ну и все в этом духе. Только напоследок выдала любопытную фразу: «Глупые вы все, слепые, я людей спасла, никто больше не исчезнет!». Но в общем потоке бреда эту фразу почти никто не заметил.
Наши покачали головами и выписали безвозвратную путевку в дурдом. Казалось бы, на этом можно и успокоиться… Но двое человек не успокоились.
Следователь Степан – одна из пропавших воспитательниц была подругой его жены, так что он имел свои резоны, – и криминальный психиатр Вадим Рудольфович.
Настоящих серийных убийц Вадим Рудольфович перевидал немало и никак не мог причислить к ним уборщицу. Нет, он не собирался снимать обвинения в убийстве мальчика. Но что эта бабушка могла порешить еще семерых взрослых человек и два десятка детей, а потом так ловко спрятать трупы, что их до сих пор не нашли – в это слабо верилось. Да и вся история продолжала пестрить белыми пятнами.
Существует ли связь между убийством и исчезновениями? Что об этом известно остальным работниками заведения? Есть ли надежда, что пропавшие люди еще живы? Все эти вопросы привели Степана и Вадима Рудольфовича к порогу детдома.
Расспрашивать дирекцию и управляющих не было никакого смысла. Вершки делали все, чтобы выставить свое заведение «чистеньким» (насколько, конечно, это было теперь возможно). Поэтому следователи отправились к персоналу, охочему до слухов и сплетен – поварам, уборщицам, нянечкам, медсестрам. Расспрашивали как бы невзначай, прикидываясь парой любопытных зевак, а не представителями закона. Разумеется, каждый пересказывал события по-своему, но при этом они вполне логично складывались в цельную историю.