Они ведь едят щенков, правда?
Шрифт:
— Ну, тут я, пожалуй, с тобой соглашусь.
— А теперь ты мне заявляешь, что компании следует «разойтись в разные стороны» со стариной Жуком.
Я правильно изложил ситуацию?
— Ох, ну не надо, Жук…
— Нет, Чик, — прервал его Жук, — мы давно пролетели это «Ох, ну не надо, Жук». Мы проскочили этот дорожный знак уже много световых лет тому назад.
— Ты отлично справился с работой. И получишь вознаграждение. Об этом можешь не беспокоиться.
— Значит, ты думаешь, и тридцати сребреников хватит?
— А вот оскорбления тут ни к чему.
— Извини. Наверное, это лекарства так действуют.
— Если бы мы выдавали военные награды, ты получил бы Серебряную
— Хранителем? Ух, как мне это нравится, — сказал Жук. — Какие благородные чувства. Ну, ладно, раз ты выступаешь хранителем, — тогда тебе, выходит, и отвечать за все это.
— За… что?
— Ну, — хохотнул Жук, — раз ты полагаешь, что сейчас доброе имя «Гроуппинга» нуждается в очистительных процедурах, тогда подожди с публикацией моих мемуаров.
— Твоих мемуаров?
— Ну да. Послушай, ведь прошла уже почти неделя, Чик. Все началось с удара. В буквальном смысле. В начале недели я столкнулся на дороге с оленем. Ты же знаешь, что на людей, которые получили травмы, прошли через больницы, тюрьмы, окопы, и так далее, и которые потом наконец выныривают из темной ночи сознания, — на них иногда нисходит озарение? Иногда они вдруг обращаются в какую-нибудь веру. Иногда, наоборот, — теряют веру. С разными людьми случаются разные вещи. Так или иначе, мое маленькое озарение приняло вот какую форму: мне хочется поведать всему миру, каким же я был подлым мерзавцем. Ты можешь возразить мне: «Но, Жук, дружище, ведь та газетная статья и так уже объявила миру, какой ты негодяй». А я на это скажу вот что: «Чик, в той статье почти ничего и не сказано о моих подлостях и низостях». Хотя, с другой стороны, аппетит у широкой публики уже чуть-чуть раздразнили, и она жаждет узнать побольше. Это же Америка. Народ хочет знать все о своих негодяях, народ требует подробностей. И, будучи американцами, наши люди готовы щедро оплачивать это долларами. Откуда мне известно? Сейчас скажу. Мне уже телефон оборвали. Издатели. Нью-йоркские издатели — настоящие дельцы, не мелюзга какая-нибудь. И они размахивают кулаками, в которых зажаты пачки купюр. Люблю я свою родину или нет? А ведь забавно, правда? Я годами пытался продать этим людям свои романы — а они даже к телефону подойти не удосуживались. А теперь они пихают друг друга локтями в ребра, лишь бы первыми отобедать со мной. Эй, ты еще слушаешь?
— Слушаю, — ответил Чик.
— Хочешь узнать рабочее название? «Бык в китайской посудной лавке». Как тебе? Мне очень нравится. Ты улавливаешь намек? Бык — Телец? Ну как, умный ход? Что скажешь?
Чик застонал.
— А вот подзаголовок: «Правдивая история о том, что стояло за проектом „Телец“, и моя злосчастная роль в нем». Длинновато, да? Зато как затягивает — хочется слушать дальше, правда? Самоуничижительный тон, да — но я же специально выбираю жанр исповеди. Вроде «Исповеди» Блаженного Августина, понимаешь? Ну, это я, пожалуй, чересчур высоко замахнулся. Но откровения говорят сами за себя. Хочешь послушать маленький отрывок? Эта сцена — одна из моих самых любимых, ну, да там много таких. Вот я стою в твоем кабинете, в том самом, где ты сейчас сидишь, а ты поручаешь мне раздуть в стране антикитайские страсти, которые помогут тебе протащить в Конгресс и Пентагон свою новую систему вооружения. Слушай же…
«Жук, нам нужно просветить американский народ об истинной угрозе, перед которой мы оказались. Если нам это удастся, тогда эти импотенты, трусы и кретины в Конгрессе США — да возлюбит их Господь — потянутся следом».
Жук издал смешок.
— Представляю, с какими физиономиями
— Жук…
— Говорю тебе, Чик, я чувствую себя полным идиотом. Позолоченным идиотом! Все эти годы я ночей не спал, сочинял романы — так что пальцы немели. И вдруг теперь я выясняю, что писать документальную прозу намного проще. Ничего не нужно выдумывать. Слова текут сами собой, словно вода. Я буду присылать тебе главу за главой по электронной почте. Чтобы ты мог сверить собственные цитаты.
— Ладно, Жучище, — сказал Чик. — Я уже кровавым п'oтом исхожу. Сколько это будет мне стоить?
— Ох, Чик! Я-то надеялся, что не услышу от тебя таких слов. Сколько лет мы с тобой знакомы? Ты что, на самом деле думаешь, будто я тебя шантажирую? Если так, то мне очень грустно. Но не менее грустным показалось мне и начало этого разговора, когда ты известил меня, что готов бросить старого друга под колеса автобуса. Как же так? И как мы только дошли до такого печального поворота?
Молчание.
— А теперь, — сказал Жук, — слушай: все, что я тебе только что рассказал об издателях и о своих мемуарах… Это все — чушь! Нет, издатели, конечно, звонили. Да-да, поверь мне. Но пока что я не собираюсь предавать все это бумаге. Впрочем, вопрос остается открытым. Как его решить — будет зависеть от тебя. Дружище.
— Я весь дрожу, Жучище. Уже обмочил обе штанины. Чего ты от меня хочешь? Избавь меня от страданий.
— Я хочу, чтобы мне вернули прежнюю работу.
Молчание.
— Жук, — вздохнул Чик, — ну ты сам подумай: как это будет выглядеть, а? Совет директоров съест мою задницу на ужин.
— Отличный вышел бы ужин — задница у тебя что надо, после стольких-то часов тренировок на «Стэр-мастере»! Но тут, я думаю, ты ошибаешься. Пойдем со мною, Чик, и я выведу тебя из юдоли тьмы навстречу солнечному свету. Уверенно предсказываю: совет директоров не только обрадуется возвращению старины Жука, но и велит тебе удвоить мне жалованье. И может быть, даже тебе, дружище, перепадет премия. Как я и сказал в самом начале этого трепа, у меня кое-что есть для тебя. Редкостной красоты штука. Настолько ослепительная в своем блеске, что я надеваю солнцезащитные очки при одной только мысли о ней.
— Хорошо, — сказал Чик, — но давай я сперва включу какую-нибудь музыку — для фона. Наверное, сюда подойдет похоронный марш Шопена или что-нибудь в этом духе.
— Музыку? Ну, если тебе захотелось музыки, то проверь — нет ли у тебя в айподе «Мессии» Генделя? Тогда найди и включи «Аллилуйя». И вруби такую громкость, чтоб опоссумы проснулись. Ладно, дружище, перехожу к сути…
Глава 40
Я сделаю из вас звезду
Роджерс П. Фэнкок, глава национальной безопасности, сидел за своим столом в Белом доме и мысленно составлял заявление об увольнении.
Дорогой мистер президент, я с величайшей неохотой…
Нет.
Дорогой мистер президент, когда вы просили меня взять на себя великую ответственность…
Нет. Ради бога, Фэнкок, он же старый друг…
Независимо от формулировки, факт оставался фактом: старый добрый корабль «Фэнкок» окончательно сел на мель отчаяния. Он слишком стар для всего этого, черт подери.