Они выбрали ночь
Шрифт:
Опешив, констебль попятился назад, едва не споткнувшись о выступ мостовой.
Птица продолжала гордо восседать на металлическом троне. Черные пуговки глаз, казалось, пронизывают каждого, кто оказался в этот солнечный день на площади Часов.
Достав перо, Джинкс попытался сравнить его с цветом угольной птицы. Хотя много ли воронов отличались друг от дружки?
– Простите, мистер.
Рядом с Джинксом стоял Тим Редклиф – тот самый чистильщик обуви, обнаруживший труп возницы. Шмыгнув носом, мальчишка с достоинством выдержал острый взгляд мистера Форсберга.
Одной
– Вы что-то хотели, юный мистер?! – гневу Джинкса не было границ, но он вовремя совладал с собой.
– Я просто хотел сказать… Со мной приключилось… Ну я просто думал это вам будет интересно… Простите я не хотел вас отвлекать… Этой ночью…
– Что?! Я не очень понимаю. – Только сейчас инспектор окончательно пришел в себя, и требовательно уставился на Тима.
И в этот самый миг, произошло невероятное. Башенные часы второй раз пробили двенадцать. Каждый удар отразился в сердце констебля тревожным набатом, словно возвещал о надвигающейся опасности. На секунду мир вокруг замер, и песочные часы перевернулись, а крупинки олицетворяющие скоротечность всего сущего, стали быстро осыпаться вниз.
Мистер Форсберг мгновенно перевел взгляд на фонарь, туда, где недавно восседала роковая птица – пусто; затем уставился на Тима; и немного помедлив опять на часы. Ворон не появился, а двенадцатый удар, родил в ушах констебля протяжный гул.
Наваждение исчезло внезапно. Одно мгновение и привычные звуки наполнили окружавший его мир. Очутившись в дальней части улицы – юный чистильщик покорно ожидал мистера Форсберга. Растерянный взгляд инспектора нашел Тима.
– Никак не возьму в толк. Эти часы, – констебль указал на башню, – разве возвещают о полудне несколько раз к ряду?
– Несколько раз? – растерянно пожал плечами мальчуган.
– Ну да, именно, – кивнул Джинкс. – Я отчетливо слышал, как они пробили двенадцать, сначала один раз, а затем и второй.
Тим хотел было согласиться с констеблем, но в последний момент отчего-то передумал и неуверенно пролепетал:
– Простите, но часы всегда возвещают один раз…
– Хорошо, – остановил парня инспектор и, решив больше не возвращаться к данной теме, пристально посмотрел ему в глаза: – Постой, ты ведь кажется хотел мне о чем-то рассказать… О чем-то весьма важном?
Тим кивнул и, не делая паузы, быстро заговорил.
Предшествующая дню Порока ночь выдалась на удивление безлюдной: толи горожане решили повременить с прогулками по ночным улицам, толи противоречивые слухи так сильно наводнили Прентвиль, что люди стали побаиваться собственной тени. Так или иначе, но и сегодня Тим ощутил, как за пару минут оказался на ратуше один-одинешенек. На небе одна за другой возникали застенчивые звезды, а от пекарен перестало веять приятным ванильным ароматом.
Часы пробили ровно десять – самое время закругляться, отложив работу на завтра, и брести по одиноким улицам в сторону родного приюта.
В очередной раз, шмыгнув
Тусклый свет, пробивающийся сквозь дырявые ставни окон, быстро гас, не давая возможности насладиться прохладой длинного вечера. Улицы окутывал густой туман.
Собрав пожитки в деревянный ящик, Тим обернулся, отреагировав на резкий шум. Из узкого проулка показались зеленовато-желтые глаза старого мордатого кота. Протяжно замяукав, хвостатый бродяга, не дав себя рассмотреть, мгновенно исчез в пустоте крадущегося по мостовой тумана.
– Принесла нелегкая, – сплюнув, чистильщик подхватил ящик с вещами и кинулся к Торговой площади.
В дальней части улочки уже показались призрачные тени фонарщиков, когда мальчуган услышал за спиной стук копыт и звук приближающегося экипажа.
Остановившись, он покосился на неровную кладь домов и заметил сухие ветви плюща, которые почудились ему страшными щупальцами вчерашнего покойника. Гонимый ночными страхами и призрачным возницей, он резко свернул в сторону, прошмыгнув в один из переулков. Прижался спиной к холодному камню и, запрокинув голову, зажмурился.
Раньше Тим никогда не позволил бы себе неоправданного страха. Но после вчерашней ночи все изменилось. Теперь парень стал бояться даже собственной тени, постоянно незримо ощущая рядом с собой чье-то присутствие. Дух возницы не отпускал его, сделавшись жуткой тенью, способной утащить случайного свидетеля за собой в подвалы Минса.
Тем временем, повозка пронеслась мимо, растворившись в сизой дымке вечернего тумана. Тим облегченно выдохнул. Иллюзия. Обман. Нет, и не было никакого мертвеца, будоражащего своим присутствием ночной Прентвиль.
Все успокоилось. Улицу плотными сетями опутала расслабляющая тишина. Осторожно выглянув из временного укрытия, мальчуган быстро осмотрелся: ровные края домов, крохотные огоньки фонарей и выпуклые камни мостовой, исчезающие за крутым поворотом улицы – никакой опасности.
Выждав время, Тим все-таки сделал крохотный шаг и замер, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениями и случайным шорохам, доносящимся из сумрака. Сердце в груди колотилось в бешеном ритме, но чистильщик, совладав с собой, решил не обращать на это внимания. Нащупав под рубашкой спасительный символ бессмертной жизни – металлическую пластину, закрученную по спирали, – он несколько раз прошептал восхваления Всеединому, и попросил уберечь его душу от мерзких страхов.
Покровители не откликнулись, но Тим ощутил в груди некую уверенность и защищенность. Волнение ушло прочь, а призрачные тени, клацающие огромными клыками, растворились среди белой занавеси тумана.
– Глупость! Дуралей я пугливый! – немного осмелев, выкрикнул Тим в темноту.
Еще пару шагов вывели его к краю пустынной дороги. Ни одной живой души, город уже давно видит десятый сон; а в остальном – все как прежде – как в один из тех вечеров, когда он не спеша возвращается в свое скромное пристанище на улицу Предзнаменований.