Онтологические мотивы

Цветков Алексей

Постоянство памяти

трубил вечерами в отдельной квартире присох к адресам но шороха крови смертельной однажды не выдержал сам не вынес асфальта с плевками автобусных трасс в пустоту ячейки в кирпичном пенале положенной даже скоту снаружи где ветра каверна к скупой пригляделся зиме решая что лучше наверно пропасть и не жить на земле зима подступала к порогу в глаза ледяная игла и видит на север дорогу где лезвием голым легла сперва его жизнь опасалась по снежной сбежать полосе но сверху звезда оказалась простая звезда как и все пешком через всю индиану онтарио вбок и в квебек по тонкому меридиану на север ушел человек туда

где медвежья телега в космическом скрипе колес и в ливне авроры тюленя безжалостно ест эскимос был мозг его мерзнущий занят звездой а рассудок немил он чувствовал что исчезает но помнил что все-таки был

Лирическая лепидоптерическая

чем отличился спутывал шелком личинку лечился от несваренья мысли в строке произвольным размером стихотворенья скудного смысла примером смысл возникает помня что нам для него языка нет воем из окон всей немотой прободающей стужу куколкой кокон яростно брызжет наружу кровь перестала течь в ручейках речевого кристалла кукольный лепет лужица мысли дарованной ордам не уцелеет смысл сохраняется твердым тщетная щелка треск по краям хрусталя или шелка мучил годами черная речь оплывет словно грим вся в пору когда мы вспомним и проговоримся

«он говорит но это не слова…»

он говорит но это не слова хотя предсмертно всякие приснятся а словно бы материя сама с поличным и принуждена признаться так сбивчиво и грубо говорит но судороги смысла тверже бревен и головы угрюмый габарит на фоне звездного огня огромен или молчит но тишина кругла нигде на память не загнешь угла чьей речи дар навеки отняло секрет логических словосложений уже и неба нет ни одного одна вода с дрожаньем отражений он говорит но голос как без рук ни выплеска наружу смысл внутри весь и напряженьем опровергнут звук того чей весь язык здесь взят на привязь чей вулканический подпольный пыл по склону пемзой пепельной оплыл тьма роскошь где и раньше не светло и ясность там где понято навеки что это чаща только и всего а не чудовищ адские набеги не нам судить сумел или смогу существованье телу не работа и выстрел аристотеля в мозгу и мирное жужжанье идиота лишь сочетанье четырех начал он говорит но лучше бы молчал

Лед

в эту зиму для нас не жалели льда не дороже лед чем твоя вода но ложится тяжко на провода потому что твердый от него вповалку на площадях истуканы на бронзовых лошадях о брусчатку мордой забивали газеты внутрь мокасин бились насмерть за мыло и керосин на бульварах в бурю тела осин как стекло звенели жизнь была отложена на потом притерпелись видно под хомутом к бороне к зиме ли нам и в пропасть очередь не тесна тут сболтнул один что скоро весна повязали тепленького со сна не велят об этом но запал нам в душу пример воды  нынче мы в мороз как она тверды а растаем летом нам не он один прочищал умы мы откроем детям секрет зимы мы осину спасем от полярной тьмы воробья и кошку а когда здесь лед разнесет дождем все былые памятники найдем на брусчатке в лежку

Заяц

там наверное темно но мы собираем игрушки и не боимся а если боимся то совсем немного нам обещали что скоро не будет страшно мы собираем кукол и медведей и все машинки даже поломанные потому что жалко всех мы собираем кубики которые разбросали один под кроватью но там темно туда лучше не смотреть если собирать кубики правильно то получится картинка белочка или мяч или смешной клоун но нам сказали что времени больше нет и поэтому мы собираем как попало только нигде не видно этого зайца с оторванным ухом им уже давно не играли говорят что все равно не нужно что мы там уже не будем играть но откуда они знают сказали быстро и мы стараемся но непонятно почему у них больше нет для нас времени куда они девали все наше время говорят что бояться не надо но мы знаем что там все время темно может быть мы все-таки боимся но никто не хочет разреветься первым тогда нас уже не остановишь вот

же он этот проклятый заяц как же я его не заметил пусть не говорят что он больше не нужен там куда мы уходим куда мы уходим

«был без ума от бабочек сперва…»

был без ума от бабочек сперва той мощи мышц что в воздух поднимала поласковей искал для них слова и жаловался вслух что их так мало со временем и к сусликам ослаб душой к мышам в потемках их удела к любой траве которая росла б и на луне но жалко не умела одним из тех осознавал себя кто в перспективе прах своим казалось все тщетное к чему не прикасалась рука творца в ком нет ее следа простил песок пустынь породу скал простую пустоту без населенья и в сиротливом космосе искал куски пространства для усыновленья любимые куда теперь без них в ком контуры отсутствия красивы на ощупь сна и прав не изыск книг а прецедент осы или осины поверил в жидкость сжал в объятьях газ уловкой жизни смерть опровергая но не успел об этом дорогая редакция в другой позвольте раз

Все что имеет место

все что имеет место или кто-то допустим пришел а я уже не подберу ему имени пробую сосчитать до десяти но не могу перескочить через семерку и дважды два теряет всякий смысл как только выхожу на кухню тот ли я за кого себя принимаю за кого меня принимают они да и те ли это вообще они которые думают что я именно тот за кого они меня принимают больше незачем считать до десяти все и так вдоль и поперек пересчитано и каждого строго по одному до кухни что ни день то дальше и поэтому таблица умножения проще и делать вид что никто не пришел зачем делать вид он и так не пришел надо вести себя деликатно словно никого нет дома словно спрятался так глубоко как будто бы никогда и не был

Круговорот любви в природе

вдруг человеческий детеныш в утробе отстегнул послед из деликатных жил плетеныш смешной скелетик на просвет мы глупые не обладаем запретным знанием о том каким отпетым негодяем он может вырасти потом пока жужжит его визжалка в режиме гибельном своем нам на него любви не жалко мы щедро грудь ему суем горды в угаре материнства что выношенный жив уже пока птенец не оперился весь в майбахе и фаберже плеснет согласными веслами от песьей пасти и метлы вповалку где-нибудь в беслане чужие матери мертвы движением его отмашки падеж у зимних медвежат как он любимые однажды при них скелетики лежат так жеребенок тешит зебру опарыш муху иногда но вся любовь уходит в землю как в пойме талая вода

Ёжик

мы летели в самолете что случится мы не знали дяди разные и тети по бокам летели с нами я рассказывал соседу что ни капельки не плачу скоро к бабушке поеду в лес на речку и на дачу я скучал в окошко глядя и раскрашивал рисунки а потом в проходе дядя что-то вытащил из сумки мама вскрикнула сначала я боялся что опасно а потом она молчала все затихло и погасло платье бабушке купили все исчезло в черном дыме нас неправильно убили мы ведь не были плохими надо пробовать иначе с мамой мы родимся снова в виде белочки на даче в виде ежика лесного

«я их любил но всех сильней тебя…»

я их любил но всех сильней тебя источницу системных неполадок испытывал терпение тепла поправ термодинамики порядок проснувшись льдом из цельного куска температуру чувствуешь иначе в системе где из прошлых звезд близка слепая к правилам теплоотдачи на всех у кельвина от силы пять в канун разлуки градусов под старость пространству в заморозки умирать не жалко зная что звезда осталась чем дальше след в окраинную тьму тем ярче в ночь ее режим рабочий и поворот всем перечнем к нему вчерашних очагов и средоточий там впаянная в невозможный газ вообразима пепельная птица которой выпало в последний раз увидеть с чем ей предстоит проститься