ООО «Иной мир». Филиал ада
Шрифт:
На ощупь он, кстати, ничем особым от человека не отличался. Широкая кисть, короткие пухлые пальцы, жесткие кучерявые волоски, аккуратно подстриженные ногти. Чуть грубоватая кожа, но думаю не из-за того, что он гном. Он же всё-таки мужчина, ему можно. Я уже хотела отпустить руку профессора, как меня словно током ударило и следом пришло новое и весьма неожиданное знание: Захарий Сигизмундович очень любит пьесы Шекспира, театр в целом и до того, как стать врачом, сам пытался писать коротенькие рассказы и хотел поступать в театральный институт. Однако его семья, в которой числилось девять поколений врачей, была против данной затеи, и юный Захарий был вынужден подчиниться воле отца. Цепкий ум, родовые способности и взращенная с малых лет ответственность сделали из него профессионала
— Захарий Сигизмундович, считаю в вашем возрасте необходимо заниматься теми вещами, к которым лежит душа. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на нелюбимое дело, а в ГИТИС можно поступить даже в семьдесят. Вы всю жизнь жили ради других, имейте силы пожить и для себя.
Замолчала, осознала, что ляпнула и кому, судорожно одернула пальцы от руки профессора, сглотнула, покраснела и тихонько пробормотала.
— Извините. Кажется, у меня снова бесконтрольный информационный приступ…
— Как… интересно!
Кажется, профессор не обиделся и не испугался, переключившись на расспросы о том, как мне это стало известно, но на это я вообще ничего не могла ответить. Я просто знала.
— Так. Я всё понял, — наконец деловито резюмировал гном.
Я же с трудом заставила себя промолчать. Ложь. Ничего он не понял. Просто пытается подбодрить меня и маму. Что ж…Пускай. Подыграю. Боюсь, если мои способности будут и дальше раскрываться именно так, то впредь мне придется делать это очень часто. Пока думала о безрадостных перспективах, доктор осмотрел мои глаза, сняв повязку, бегло прошелся по остальным повреждениям (из крупных осталась лишь одна рана в районе сердца и ещё одна почти затянувшаяся на левом плече) и вызвал для перевязки медсестру.
— Маргарита Михайловна, пройдемте в мой кабинет, нам необходимо обсудить кое-какие нюансы предстоящего лечения. Мне рекомендовать вам сиделку или у вас есть на примете своя?
— Есть, — я поторопилась озвучить свои пожелания. — Если вы дадите мне телефон, я созвонюсь со знакомой.
Телефона мне естественно не дали. Предпочли выяснить подробности кандидатуры, и Захарий Сигизмундович позвонил сам. Благо при мне и по громкой связи. Юля, оказавшаяся неизвестно откуда в курсе моего нахождения в больнице, как только узнала о сути просьбы — согласилась моментально и торопливо заверила профессора, что обладает всеми необходимыми документами и навыками, чтобы стать моей личной медсестрой. По её словам договориться об отпуске на текущем месте работы для неё тоже не составит большой проблемы и как только профессор озвучит место, куда ей прибыть с требуемыми документами, она сделает это в течение часа.
Бескровное решение достаточно серьезного вопроса настроило меня на позитив и скорейшую отправку домой, но последовавшее за ним многочасовое обследование едва не лишило тех немногих сил, которые во мне были. Многочисленные анализы, осмотр у шести специалистов, УЗИ, МРТ, снова анализы, снова осмотр и как апофеоз — последовавший за всем этим часовой консилиум, завершившийся к семи часам вечера. По его итогам меня официально признали нимфой с пока ещё дремлющими и невыясненными до конца способностями, пообещали подать все необходимые документы в нужные инстанции и наконец разрешили отправиться домой. Ну как отправиться… Как только за профессором закрылась дверь, в палату вошел Самаэль, чье присутствие неподалеку я ощущала уже минут десять, и без лишних слов завернул в одеяло и взял меня на руки. Коротко посоветовал маме забрать все мои вещи, а ждущей в коридоре Юле приказал взять у медсестры результаты обследований, рекомендации по лечению и выданные лекарства.
Вот такой весьма странной компанией мы покинули отделение реанимации одной очень престижной клиники для нелюдей, спустились на подземную стоянку и по моим ощущениям сели в большой внедорожник. Многочасовое обследование вымотало, но мне хватило сил, чтобы понять, что машина пахнет
— Нисвоорк? — спросила я, когда запуталась окончательно. — Это вы?
— Добрый вечер, Ольга Андреевна, — тихо откликнулся ай — тишник, выруливая со стоянки под вечерний дождь. — Рад видеть вас в добром здравии.
Странно. Не лжет. Безумно клонило в сон, остатки сил утекали как вода и в итоге миллион вопросов, которые я хотела задать всем присутствующим, так и остались не заданными. Я снова уснула.
ГЛАВА 25
Конечно же я знала, что для восстановления необходимо много сил и энергии и поэтому выздоравливающий организм предпочитает бодрствованию сон. Но знать эту истину из книг — одно, а становиться самой этакой спящей красавицей, которая совсем не красавица — абсолютно иное. После возвращения домой я проспала почти сутки, проснувшись лишь ближе к вечеру следующего дня. В комнате пахло свежестью, которая всегда возникает после сильного дождя, маминой выпечкой и Юлей. Её моё обострившееся чутьё нашло в кресле за своим столом. Сирена, кажется, что-то читала с планшета. Удивительно, но мне хватило нескольких секунд, чтобы понять — я рада, что нахожусь в комнате не одна. Рада, что за мной присматривает кто-то знакомый моего возраста и пола. Меня не тяготило её присутствие и что удивительно — я не сердилась за то, что она сидела в моём кресле и пила чай с булочками, которые точно испекла моя мама.
— Юля… — позвала едва слышно, но сирене хватило и шепота.
— Проснулась? — добровольная сиделка, с которой я ещё не успела обсудить момент оплаты, соскочила с места и торопливо подошла ко мне. — Как самочувствие? Есть, пить, в туалет?
— Поговорить? — я не любила неопределенность, которая зависла между нами сейчас и пожелала разобраться с ней как можно скорее. — Юль, присядь.
— Нет! — в голосе сирены слышалось искреннее возмущение, которое я не могла понять, но его весьма темпераментно раскрыли. — Ты сутки не ела! Никаких разговоров, пока я не выполню свои непосредственные обязанности! Я теперь убери это кровожадное выражение с лица и делай, что я тебе скажу, иначе пожалуюсь Самаэлю!
Угроза показалась мне забавной и в то же время озадачила. Ангел тоже здесь? Хотя, что я… Конечно, здесь. Он ведь со мной до конца контракта с демонами. И если я ничего не путаю, то и наше с ним соглашение ещё не отработано до конца. Не совсем понятно по той загадочной услуге, которую я ему должна, — оказала ли я её, когда пошла следом или ещё нет, — но думаю и это можно будет выяснить совсем скоро.
Пока размышляла о списке вопросов, которые необходимо разрешить, послушно выполняла всё, что просила невероятно требовательная медсестра. С её помощью посетила санузел, умылась, терпеливо перенесла перевязку, поела с ложечки приготовленное мамой суп-пюре, выпила все положенные витамины и лекарства и послушно легла, чтобы сирена поставила мне капельницу. Но вот все дела сделаны, можно и поговорить. Это желание я остро чуяла в сирене, которая умело сдерживала свои инстинкты, пока мы занимались делом.
— Рассказывай, — успела я первой и тихо рассмеялась, когда жажда допроса сменилась обидой.
На что угодно готова спорить, что она хотела сказать то же самое! Но вместо обвинений Юля понимающе усмехнулась, и я услышала, как тихонько скрипнуло кресло, чуть продавившись под весом сирены.
— Хорошо, спрашивай.
— Откуда ты узнала, что я в больнице? Ты ведь не удивилась новости.
— Я звонила тебе за пару дней до этого, хотела позвать в кино. Трубку взял Самаэль. Именно он рассказал мне, что ты… тебя… — Юля замялась, явно затрудняясь подобрать слова. — В общем, он сказал, что тебя хотели убить ангелы из фанатиков за то, что ты дочь бывшей музы и падшего и, являясь человеком, работаешь на демонов.