Опаленные души. Часть 1: Черная ведьма
Шрифт:
Итак, тут кто-то был, и этот таинственный кто-то и не подумал о том, чтобы убрать этот… это! Если до этого девочка считала, что особняк зарос грязью, то теперь… Этот слой пыли был просто вековым в самом прямом смысле! Здесь не убирали десятилетиями! Будто слуги просто игнорировали этот участок!
Нет, конечно, на это место не падал свет от двери в подвал, и участок пола был затемнен… Поэтому Рената заметила эту пыль только сейчас, но теперь-то она видит! Какая наглость! Если бы девочка встретила безответственного человека, отвечавшего здесь за уборку, то задала бы ему взбучку!
На этой мысли раздраженная Рената
Рената неверяще уставилась на этот неприятный сюрприз, медленно осознавая, что как только она попробует подвинуть это, слой пыли на картине осыплется, снова пачкая только что помытый пол. На этом моменте у девочки почти опустились руки. Но бросать дело на полпути было не в ее привычках… Особенно учитывая позорную заброшенность этой части подвала. Кто знал, во что превратилась стена за картиной? И чтобы оценить ее состояние, Чендлер в любом случае пришлось бы передвинуть эту пыльную вещь. Рената печально вздохнула и хотела взяться за раму, чтобы отодвинуть картину, но ее усталая рука дрогнула и вместо картины схватилась за укрывающее ее полотно.
Тяжелая от пыли ткань, казалось, хрустнула, настолько она закостенела, после чего медленно осела на пол, поднимая в воздух новое серое облако. От неожиданности девочка вдохнула вездесущую пыль через высохший платок и снова начала лихорадочно кашлять, протирая слезящиеся глаза. Через некоторое время серая от пыли девочка, наконец, прокашлялась и открыла покрасневшие веки…
На нее смотрела матушка.
Рената вздрогнула и машинально отступила на шаг. И только тогда осознала, что матушка была нарисована краской. Это был портрет.
Семейный портрет.
На картине была изображена уже знакомая девочке гостиная, в которой расположились несколько человек – в центре находилась старушка, сидящая на стуле и кутающаяся в шерстяную шаль. Выглядела она очень усталой и странно безразличной… Ее глаза были пусты, будто в них совсем не осталось жизни. Справа от старушки стояли две девушки. И той, что стояла ближе к пожилой женщине, была молодая матушка… возможно. Ренате было сложно сказать, так как рядом с матушкой стояла очень похожая на нее девушка. Отличались они только выражением лиц: одна была знакомо хмурой, а другая весело улыбалась. У матушки была сестра?
Слева от старушки стоял усталый мужчина в военной форме – чем-то он напоминал Джорджа… Джорджа, который очень давно не спал. Похоже, у матушки была не только сестра, но и брат… А также бабушка?
Глядя на полотно, Рената нахмурилась… Что-то в этой картине было неправильно. Конечно девочка знала, что бывают несчастные семьи… Все это
Какой художник написал бы такую безжалостно искреннюю картину? И какой заказчик бы ее принял?
Рената задумчиво опустила взгляд и заметила, что часть картины, утопающая в тени, содержала в себе что-то… странное. Девочка не могла сказать точно, что же ее беспокоит, – было слишком темно, чтобы сказать. Рената нахмурилась и повернулась к лампе, закрепленной на противоположной стене подвала. Бровь Чендлер раздраженно дернулась: казалось, не только уборщик, но и установщик ламп игнорировали эту стену, забыв про то, что ее нужно освещать. Девочка сердито повернулась обратно… На самом деле эта картина ее не на шутку обеспокоила. Было в ней что-то очень жуткое.
Во-первых, изображенные на ней люди выглядели как загнанные в западню… Все, кроме молодой девушки слева. А во-вторых, тетушки Розмари на ней не было. И что-то еще… какая-то неровность в нанесенной краске. Будто кто-то рисовал поверх уже имеющегося изображения, изменяя его во что-то другое.
Рената поджала губы и решительно схватилась за огромное полотно. Если она подтащит его поближе к свету, то сможет разглядеть.
Девочка глубоко вздохнула и с силой потянула картину. Та навалилась на девочку своим весом, и Рената застонала, но начала упорно подтягивать ее к чертовой лампе… Теперь девочка искренне уважала настойчивость того, кто тащил тяжелую картину в подвал. Неизвестный даже лестницу преодолел!
Наконец, через несколько минут, казавшихся вечностью, Рената дотащила картину на достаточное расстояние и тяжело опустила ее на пол. Раздался громкий стук, но никто в доме его не услышал: все были слишком заняты, и только Рената занималась своими неважными делами. Девочка устало хмыкнула и перевела взгляд на полотно.
Увидев то, что находилось внизу, девочка ощутила, как ее кровь холодеет, а сердце заходится в неровном стуке. Непроизвольно Чендлер отступила на шаг, но ее глаза оставались прикованными к тому, что же ее смутило и что она, наконец, смогла разглядеть.
Внизу картины мерзкой бурой краской было написано:
«Никогда не прощу, не прощу, не прощу, не прощу, никогда.
Будьте вы прокляты.
Будьте вы все прокляты до конца своих омерзительных дней».
Это был почерк Аделаиды Чендлер.
Ее матери.
Через несколько минут, наполненных едва сдерживаемым ужасом, Рената Чендлер смогла взять себя в руки и немного успокоиться. А потом она начала рассматривать жуткую картину внимательнее. И первым, что девочка смогла разглядеть, были те самые штрихи краски… Складывалось впечатление, будто большую часть холста рисовал один человек, а некоторые части – другой. Стиль сильно отличался… Если основная часть картины была нарисована яркими цветами и в ней ощущался классический художественный стиль, то лица были дополнены кем-то другим. У Ренаты сложилось впечатление, будто кто-то взял готовую картину и нанес на нее еще один слой, изменивший выражение лиц, будто второй художник жаждал отразить все отчаяние людей на холсте. И у него это отлично получилось.