Опаленные войной (Рассказы)
Шрифт:
Но безучастно скользнул взгляд Сергея Кержакова, водителя из экипажа лейтенанта Безрукова.
Радист удивлен.
— Сергей, это я, Измайлов.
Водитель вздрогнул. В руке у него оказался пистолет.
— Что?! Кто тут? — Но сам смотрел куда-то в сторону, словно оттуда ждал опасность.
— Я. Измайлов.
На лице Сергея изумление.
— Измайлов! Откуда?! Ты где?!
Радист смог проползти те пять метров. Только не слышал, как его о чем-то спрашивал и очень торопил Сергей. А когда боль отступила и он обнаружил себя в привычной тесноте танка, воспрянул духом. Огляделся. Свет еще проникал
Потом стало темно.
Водитель занял свое место. Подбородком дотянулся до плеча Измайлова, горячо дыхнул в щеку:
— Как ты мне нужен, Борька!
Унтер-офицер Цейгер был исправным служакой, а когда под свое начало (не по чину) получил команду особого назначения, готов был драться с самим дьяволом. Но в чем-то был прост, как деревенский новобранец. Вот и доклад его по телефону, сбивчивый и торопливый, — словно в это время кто-то унтер-офицера оттаскивал от аппарата — офицер штаба обер-лейтенант Лемм толком так и не понял. Впрочем, догадался: произошло что-то необыкновенное, сулившее немалую удачу.
Обер-лейтенант подробно расспросил, как безопасно добраться до команды, и, не откладывая, распорядился насчет мотоцикла.
Возле большого леса его ожидали два солдата Цейгера. От них Лемм узнал о том, что произошло.
Но когда на опушке лесной поляны совсем близко увидел советский танк, то испытал неприязнь к бравому унтер-офицеру: тот мог бы и не демонстрировать свое дурацкое бесстрашие.
— Русский танк слеп, господин обер-лейтенант!
Лемм принужденно улыбнулся.
— Вы уверены? Прекрасно. Проверьте, Цейгер.
— Я? — малодушно удивился унтер-офицер.
— Голые идеи — привилегия генералов, — сухо сказал офицер.
Советский танк стоял метрах в двухстах у противоположного края поляны. Втянув голову в плечи, осторожно приближался к нему Цейгер. Солдаты затаили дыхание. Лемм наблюдал в бинокль.
Унтер-офицер пересек поляну. Перед самым танком выпрямился и на минуту замер.
Танк безмолвствовал.
— Вот, собственно, и все, — удовлетворенно пробормотал Лемм, но, покосившись на солдат, громко добавил: — Браво, унтер-офицер!
Цейгер вернулся. Обер-лейтенант пожал ему руку и обратился к солдатам:
— Унтер-офицер прав, сомнений больше нет. К тому же слепой танк в ловушке: лес надежно держит его здесь. — Лемм с удовольствием затянулся сигаретой. — Я остаюсь с вами. Успех вне сомнения. Стая гончих будет преследовать обложенного зверя. Грызите ему ноги, но не портите шкуру: он наш. Главное сейчас — терпение.
Команда разделилась на две группы и разошлась в разные концы обширной поляны.
Танк огрызался скупыми пулеметными очередями. Потом срывался с места и уходил, пока могучие сосны не преграждали ему путь. Солдаты снова подкрадывались к нему и из безопасных мест, взбадривая себя криками, открывали стрельбу.
К сумеркам обер-лейтенанту наскучило наблюдать за преследованием. В глубине леса ординарец приготовил ему ночлег, и он проспал до рассвета.
Утром, не вставая, долго прислушивался. Стрельба вспыхивала все реже, и он понял, что гончие устали.
Солдатам привезли термосы с кофе и шнапс.
После завтрака, подгоняемые охрипшим
Обер-лейтенант приступил к завтраку. С удовольствием заметил, что паузы в стрельбе сократились. Танку не давали передышки. Оттого начал так исступленно бить пулемет русских… Пожалуй, надо поспешить с завтраком, чтобы успеть к развязке.
Вдруг кофе стал терять привычный вкус: шум мотора, на этот раз ровный и уверенный, удалялся совсем в другую сторону. Лемм насторожился, беспокойно посмотрел на ординарца.
— Брандт, узнайте, что там происходит.
Но раньше ординарца прибежал ошалевший солдат и издали, совсем не по-военному, закричал:
— Обер-лейтенант! Команда больше не существует!
Незадолго до отправки танковой бригады на фронт в разведбат прибыл высокий широкоплечий сержант с льняным ежиком на голове. Увидел Измайлова и широко заулыбался.
— Послушай, я не ошибаюсь? Я тебя знаю лет десять, а то и больше…
— И я тебя знаю, — обрадовался радист земляку. — Ты жил на Окружной.
— Верно! А ты учился в двадцать четвертой. Ветрову из райкома знаешь?
— Лену Ветрову?
— Ничего больше не говори! — воскликнул сержант.
И парни с соседних улиц заговорили наперебой.
Было время, когда ребята с тех улиц враждовали, а повзрослев, деловито сходились на футбольном поле. Позднее, уже для старшеклассников, городские кварталы перестали быть кордонами, и Измайлов замечал рослого парня на вечерах у себя в школе. Познакомиться тогда не довелось… Но было о чем вспомнить. Только и печального много накопилось в памяти, словно они успели прожить долгую жизнь. С болью говорил сержант:
— О Лене ты еще не знаешь… Была на Ленинградском…
— Помню. Мы ее провожали.
— Значит, и ты тогда был?
— Нас отправили на другой день.
— Из райкома комсомола никого не осталось. Последнее письмо Лены прислал командир ее части. Сама не успела отослать… Такие дела… Ну, а мы еще повоюем, земляк?
— Конечно.
Так Измайлов познакомился с Сергеем Кержаковым.
До той минуты, когда Измайлов оказался в машине Сергея, тело его уже не представляло чего-то целого, а состояло из отдельных частей, которые вышли из повиновения, и только, тщательно взывая о помощи, причиняли боль. И духом он угасал.
Поэтому поразительно было для радиста, что он, полуживой и немощный, должен командовать товарищем и его грозной машиной. И великая ответственность заставила Измайлова сделать те усилия, на которые в недавнем одиночестве был уже не способен. У самого уха слышал он дыхание друга. Чутко прислушивался Сергей к слабому голосу радиста.
— Ты смотри и командуй, Боря. Действуй!
Они поняли друг друга с полуслова.
Машина вышла на открытое место, запетляла и встала. Словно в последних судорогах, несколько раз вздрогнул ее корпус. Поздно спохватились гитлеровцы, решив, что теперь танк покорно ждет победителей. Подходили они в полный рост, но очень тихо, словно играли в жмурки. За спиной Измайлова привалился к пулемету Сергей. Немало терпения стоило радисту почти вплотную подпустить молчаливых врагов. И тогда он сказал: