Опаленные войной
Шрифт:
Айк внимательно посмотрел на кошку. Та все шагала, перепрыгивая и обходя невидимые препятствия, и продолжала говорить:
– Я не оправдываю ее. Более того, я огорчена, что она выбрала именно такой путь. В ее силах было посмотреть на отца и его цели критично. Но ведь она по-своему его любила…
У Айка сжалось сердце. Нет, не от горечи предательства. Горечь должна прийти потом, вместе с печалью, когда на месте любви останется пепелище. А сейчас там горело отчаяние. И мысль о том, что Рия все-таки была способна кого-то любить, вонзилась в его сердце кинжалом запоздалой ревности.
– Я это
Айк молчал. Он просто не знал, что ответить. А потом все слова пропали, потому что он увидел Рию. Она висела в воздухе, раскинув руки, в сером полупрозрачном платье и почему-то босая. В ее позе не было ни капли напряжения, глаза закрыты. Руки от плеча до запястья оплетала полупрозрачная серая лента в тон одеянию. Легкое движение воздуха шевелило ее волосы, и, несмотря на темноту, Айк видел каждую ресничку, каждый волосок на голове.
Кошка внимательно посмотрела на Айка, словно приглашая его подойти ближе к жене, а затем, убедившись, что он ее понял, села с таким невозмутимым видом, словно все это ее никак не касалось. Хотя, возможно, во тьме пролегала какая-то незримая граница, которую кошке было запрещено пересекать.
Айк сделал шаг. Рия все так же висела в воздухе.
Шаг, еще шаг…
Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышалась музыка и песня на неизвестном ему языке. Тьма постепенно рассеивалась, уступая место серым сумеркам. Рия пошевелилась, но все равно осталась висеть в воздухе, словно невидимые нити оплетали ее руки и ноги. Айк хотел отступить, но передумал и сделал еще шаг навстречу воительнице. Она открыла глаза, задергалась, словно кукла на веревочках, в растерянности оглядывая место, в котором находится, словно впервые увидела его. Взгляд ее остановился на Айке. Он вздрогнул.
– Не уходи… – попросила она.
Голос сделался слабее. А во взгляде было столько мольбы, что сердце в груди снова болезненно сжалось, напоминая о том, что он так старался вытравить.
– Не уходи…
Айк судорожно сглотнул и сделал шаг навстречу. Рия улыбнулась. Не так, как в последние минуты жизни, нет. Сейчас ему улыбалась та, его Рия, которую он любил. Рия, которая, как ему казалось, любила его. Воздух между ними озарился теплым мягким сиянием. Свет сгустился, сплетаясь в ярко-оранжевый шар.
– Тьма – это отсутствие света. А у каждого из нас, свой огонь, – грустно улыбнулась воительница. – Твой огонь добрый…
– Это она и не она одновременно, – услышал Айк голос говорящей кошки.
– Как это? – голос его прозвучал хрипло.
– Как если бы это был человек, проживший несколько разных жизней в разных телах, а потом его душа попала сюда…
– А что это за место? – спросил Айк.
– Персональная камера пыток, – усмехнулась кошка.
Метаморфоза произошла молниеносно. Света не стало. Айка отбросило назад, туда, где сидело рыжее животное. Рия снова закрыла глаза,
– Я люблю его, я люблю его, я люблю его…
– Люблю… – подхватывал эхом хор невидимых певцов.
– Я люблю его, – умоляла она кого-то плачущим, срывающимся голосом. Она то шептала, то просила, то спрашивала… а потом песня оборвалась.
Рия страшно закричала, искривив губы от боли… образ исчез во тьме. И снова не осталось никого, кроме Айка и кошки.
– Зачем ты мне это показываешь? – спросил Айк.
– Я всего лишь отвечаю на вопрос. Ты спрашивал, что тебе делать с чувством, я показала. Теперь ты знаешь, что бывает, если в твоей душе нет света.
– Кто ты такая?! – с ужасом спросил Айк. – Хранитель?
В ответ на его вопрос кошка по-домашнему зажмурилась, словно была очень довольна:
– Нет, я не Хранитель, и не Страж, я вообще не связана с этим миром. Место, откуда я пришла, было всегда, и всегда будет. Основа основ…
Айк закрыл глаза, но увидел все ту же тьму. Разве что кошки не было.
– Ей больно? – спросил Айк, открывая глаза.
Кошка повернулась и внимательно посмотрела на моего друга, словно на ребенка.
– Если чувство вины может причинять физическое страдание, то – да. Ей больно. Совесть, бывает, ранит хуже, чем каленое железо…
– Я могу ей помочь? – неожиданно спросил Айк, сам не понимая, чем он может быть здесь полезен.
– Нет, – резко, как отрезала, ответила кошка, помахивая полосатым хвостом. – У каждого своя дорога. Пойдем, – сказала она, потягиваясь. – Мы и так тут сильно задержались.
– Нет, – неожиданно для самого себя ответил Айк и снова шагнул во тьму, вызывая образ Рии.
Он не рассчитывал на результат и вообще не знал, на что надеется. Просто пошел к ней. И подвешенное в воздухе тело вдруг вновь выступило из темноты. Разгоняя мрак, он прикоснулся к ее щеке и закрыл глаза. «Нужно пропустить это через себя, – пришло в голову, – позволить себе упасть на самое дно, чтобы толща воды раздавила меня, выдавливая все самое гнусное и жалкое, чтобы отчаяние прошло через меня, как сквозь сито, оставляя в ячейках самую суть». И он почувствовал, как они оба медленно опускаются в серой неподвижной воде, касаются дна, поднимая облака темного ила…
– Я прощаю тебя, – искренне сказал он, обращаясь к Рии, глядя в ее закрытые глаза.
И снова мягкий желтый свет вспыхнул между ними. И снова она открыла глаза. Зачем? Может быть для того, чтобы Айк увидел, как она плачет?
По щеке пробежала голубая капелька.
– У тебя цветные слезы, – прошептал он.
Она мягко улыбнулась ему в ответ. Его Рия. Сердце сжалось.
– Отпусти ее, – потребовал кошачий голос.
Айк повиновался. Он отпустил руку жены, только теперь заметив, что она обрела почву под ногами. Она больше не висела в воздухе. Рия медленно помахала ему рукой, повернулась и пошла в ореоле мягкого желтого света, постепенно теряясь в сером тумане, во тьме…