Опалённый. Том 1
Шрифт:
Мог. Именно поэтому ты и попросил гарантии насчёт семьи у Булычева, Ваня. Просто сделал это слишком поздно. Ты знал, что первым делом враг нацелиться на твою семью, ударит по самому слабому и больному месту. Так что, сколько не пытайся придумать себе оправданий — никуда от вины теперь не денешься. Но, наверное, я смогу жить с этим грузом. Не впервой из-за меня проливается кровь.
— Но что сделано — то сделано. Сворачивай, — напомнил мне батя о съезде к старому карьеру. Я послушно повернул руль направо и выехал на грунтовку. Почти заброшенную, поросшую густой
Припарковавшись у края карьера, который от проливных дождей превратился в озеро мы с отцом вышли из автомобиля и открыли багажник.
— Что, приехали? — а этот всё зубоскалит. Думает, что мы с ним играем в игрушки, не иначе. Или просто напросто не верит в то, что ему вот-вот придёт конец.
— Ага, твоя последняя остановочка, — я взял Фролова за руки, отец за ноги. Стоило начать демонологу брыкаться, как он тут же получил по голове ещё разок. После чего мы бросили его на мокрый и холодный песок.
— Ай… сволочи! Думаете, вам всё это сойдёт с рук?
Батя решил не церемониться с подонком, дав ему своим армейским сапогом по рёбрам. Похоже, что сломал. Если судить по сдавленному, хрипящему вздоху. Судя по глазам Егора, до него начало доходить, что шутки кончились. Сейчас его будут долго мучать, а потом убьют. Точно так же, как он это сделал с моими родными. Но всё ещё пытался нас запугать.
— Мой отец вас найдёт… и убьёт. Как бешеных собак пристрелит!
Отец его не слушал. Достал свой нож с пояса и сел напротив попытавшегося встать Фролова. За попытку подняться и дёрнуться в нашу сторону он получал подошвой в лицо.
— Лежать! Нам на твоего папашку насрать. Он такой же покойник, как и ты. Ведь по его приказу же ты напал на наш дом, да?! — кости одной из стоп Фролова затрещали. Он взвыл от боли, чуть не потеряв сознание. Батя надавал пощёчин, приводя в чувство эту сволочь.
— Вань, подержи ему руки немного.
— Хорошо, пап.
Егор зашёлся в воплях, переходящих в истеричный визг.
— Да что вы делаете! Сукины дети, я вам приказываю, как дворянин — отпустите меня!
Старый военный невесело посмеялся ему в лицо:
— Или что? Дорогобуж, кстати, не ваша вотчина, сосунок. А графа Булычева.
Вот это поворот, однако. Жил себе восемнадцать лет, жил — и тут оказывается, что всё это время был под защитой Николая Александровича. То-то с ним никто не спорил в зале, кроме Анастасии Николаевны.
Фролов, как только понял, что запугать нас никак не выйдет, принялся истошно звать на помощь. Пришлось доставать тряпку из «Коррадо» и затыкать ему рот. После чего отец принялся вымещать всю свою ненависть. Что он творил с лицом Егора — знать не хочу. Видел только то, что крови налилась целая лужа. Но даже через кляп ор стоял такой… Страшно, в общем. Даже представить себе не могу, чем занимался отец в горячих точках, раз у него ни разу не дрогнула рука вытворять подобные ужасы с молодым парнем.
Когда большей частью вся ненависть к Фролову была выплеснута на него самого едкой кислотой, отец достал пистолет из
— Не трать патроны. Собаке — собачья смерть.
— Нельзя так. Хоть он и пидорас конченый, но тоже человек, — но пистолет убрал. Затем подошёл к Егору в последний раз: — Ну всё. Прощай, гнида.
Взяв за затылок и подбородок запытанного, перемазанного собственной кровью парня, батя медленно провернул голову на крепкой шее. Явно наслаждаясь последними попытками бороться за свою жизнь. После щелчка жизнь подонка прервалась.
Отец потыкал ножом в землю и вытер лезвие об одежду убитого.
— Что будем делать с телом? — спросил он меня.
Положим, меня отмажут Булычевы. Скажут, что я был всё это время у них, а пожарным, полиции и свидетелям драки на трассе всё показалось. Кто с ними станет спорить? Анастасия Николаевна тоже может подтвердить, если захочет — она бывает гостьей у Николая Александровича, насколько я понял.
Отец был на дежурстве и пришёл, когда наш дом уже сгорел дотла — никак не мог он изловить Фролова. Но тело всё равно будут связывать с нами. Потому что отец Егора знал, где был его сын.
Ай, будь что будет. Я устал от этого проклятого, безумного дня. Пусть его тело разделит участь моих родных.
— Бензином обольём его, да чёрт с ним. Ничего нам не сделают, даже если найдут.
— Не по-христиански это, — вот уж поражаюсь я своему отцу. Думает о демонологе, что убил всю его семью. Которого минуту назад полосовал ножом. Удивительный человек.
— Ладно, сожжём, а потом закопаем. Пошёл я за лопатой.
Прикупил я пару недель назад сапёрную лопатку. Мало ли где машина может застрять, хоть подкопать будет возможность. А по итогу пригодилась совсем иначе.
Кое-как, за четверть часа, я раскопал достаточно песка, чтобы в подобие могилы можно было уложить Фролова. Вновь мы взяли его за руки и ноги, сбрасывая на дно ямы. Затем полили бензином, который пришлось вытягивать из бензобака. И сели у кострища. Я достал сигарету — слишком уж сложное утро. Не нравилось мне чисто по-человечески то, чем мы занимались.
— Ты куришь что ли? А, не важно… дай и мне штучку, — батя, когда его отпустила звериная ненависть, тоже был не в восторге от того, что он сделал. Оба мы тянули одну сигарету за другой, пока дожидались, когда огонь утихнет. Запах табачного дыма перебивал другой — отвратительный, что доносился до нас из могилы.
Кажется, я понял слова отца — Фролов всё ещё человек. И где-то там, в Аду, он вот-вот вольётся в ряды тех, кто с демонами воюет. В огне Преисподней нет демонологов. Даже нет плохих или хороших людей. Все мы там были объединены страданиями и ненавистью к общему врагу. Это здесь человек человеку — волк. Но там — он был бы мне таким же боевым братом, как и все остальные.
Перебежчики на сторону сил Сатаны редки. Нужны тысячелетия верной службы, чтобы заслужить право быть кем-то, кроме задохлого беса или чертёнка. А столько времени у демонов не было. По-крайней мере, не больше одного тысячелетия осталось до нашей окончательной победы.