Опаловая змея

Хьюм Фергюс

Они сидели в гостиной над букинистической лавкой. Это была квартира с низким потолком, длинная и узкая, с окнами по всей длине дома. Задние окна выходили на маленький грязный дворик, но Норман вставил в них темные витражные стекла, и сквозь них ничего нельзя было толком разглядеть. Почему он так поступил, оставалось для Сильвии загадкой, хотя Дебора подозревала, что старик не хотел, чтобы из окон было видно множество людей, которые приходили к задней лестнице после семи вечера. Окна на фасаде выходили на улицу и противоположные дома, а на подоконниках Сильвия вырастила несколько недорогих цветов, которые радовали ее глаз. Комната была обставлена всевозможным хламом, принесенным с бесчисленных

распродаж, на которые ходил Аарон. Здесь были японские ширмы, диваны в стиле ампир, кресла красного дерева, персидские молитвенные коврики, столы в стиле Людовика XIV, арабские изразцы, вустерский фарфор, старинное пианино, которое, возможно, вышло из Ноева ковчега, и много других вещей ушедших эпох. Сильвия же цвела, как прекрасный цветок, среди этих обломков прошлого.

Но в этот момент цветок поник и, казалось, вот-вот умрет от недостатка солнечного света, который действительно был отнят у девушки разлукой с ее молодым возлюбленным. Барт был свидетелем несчастного случая с ним и поспешно вернулся в магазин, чтобы рассказать Сильвии о случившемся, и ее потрясение от ужасной новости было столь велико, что она лишилась чувств, после чего Дебора жестоко расправилась с глупым приказчиком. Однако, придя в себя, девушка настояла на том, чтобы снова увидеться с Бартом, и выяснила, что Пола увезли в больницу Чаринг-Кросс.

– Они вытащили его из-под колес, мисс, белого, как пергаментный переплет, которого никто не касался. Этот джентльмен, который шел под руку с мистером Бикотом, поскользнулся и толкнул его под эту махину. – Так Барт описывал последний триумф цивилизации, автомобиль. – Он так убит горем, хотя и вел себя хладнокровно – в жизни такого не видел. Помог погрузить мистера Бикота в кеб и уехал, а я побежал рассказать все вам.

– И как же хорошо ты все рассказал, – проворчала Дебора, подталкивая его к двери. – Возвращайся в лавку, ты, доходяга. Мой муж никогда не будет таким дураком. Помолвка расторгнута.

– О, Дебби! – захныкал Барт, который, как ни странно, был нежно привязан к корпулентной служанке. Хотя, возможно, это была лишь привычка.

– Иди отсюда, – сказала мисс Джанк и захлопнула дверь у него перед носом. – И не говори хозяину! – крикнула она ему вслед. – А то он опять упадет в обморок, черт бы его побрал!

Поэтому Аарон так и не узнал, что человека, которому принадлежала брошь, переехал автомобиль и что он попал в больницу. Сильвия и Дебора старались выглядеть как можно более жизнерадостными и строили планы, как увидеться с Полом, которого таким образом вывели из строя. Дебора громко объявила, что идет вместе с Сильвией покупать себе новое платье – то есть выбирать его, потому что стоимость будет оплачена из жалованья служанки, – и однажды днем отправилась с ней в больницу. Они услышали, что у Пола сломана рука и что он слегка ушибся головой. Но жизни его ничего не угрожало, и, хотя им не разрешили увидеться с больным, обе женщины вернулись очень довольные. Тем не менее Сильвия часто впадала в уныние, думая, что хорошие симптомы в любой момент могут смениться плохими. Дебора всегда подбадривала ее и каждый день ходила узнавать новости. Возвращаясь, она всякий раз говорила: «Он прекрасно идет на поправку, и цвет лица такой, прямо как закат». Это подбадривало Сильвию до следующего приступа дурного настроения.

Тем временем их внимание привлекло странное поведение Аарона. Старик вдруг объявил, что собирается продать лавку и уйти на покой, и с лихорадочной поспешностью распродавал товар, в том числе и по очень низкой цене. Продавал ли он драгоценности так же дешево, как книги, никто не знал, но каста книгочеев, несомненно, хорошо поживилась на распродаже. Через неделю лавка внизу опустела: там

не осталось ничего, кроме голых полок, к большому огорчению Барта, который, как Отелло, обнаружил, что ему больше нечем заниматься. На следующий день должна была быть продана мебель, и в конце недели, когда Дебора утешала Сильвию, сделка уже совершилась. Норман не говорил, куда намеревается перевезти свое хозяйство, и это особенно огорчало его дочь. Она боялась, что больше не увидит своего возлюбленного, о чем и сказала Деборе.

– Вы увидите его, и сегодня же! – весело воскликнула служанка. – Ну, мы же так и не выбрали мне платье. Я не могу решить, купить пурпурошное или сиренешное, ведь и то и другое идет к цвету моего лица. Пусть это не нежный цвет, утопающий в бутонах роз, как у тебя, мой ангел, но все же мне нужно платье, и твой папаша не может возразить против того, чтобы я брала тебя с собой, чтобы помочь выбрать.

– Но, Дебби, это же нехорошо так обманывать отца, – заметила девушка.

– Да, – призналась Джанк, – нехорошо. Мы поговорим с ним сегодня же вечером – ты и я, дуэтом, как ты могла бы сказать, моя красавица. Пусть не говорит, что мы что-то от него скрываем.

– Но, Дебби, мы же скрываем, вот уже шесть месяцев, – напомнила ей Сильвия.

– Потому что я женщина твердая и решительная! – с чувством воскликнула Дебора. – Так что не говори, что это ты отмалчивалась насчет Пола, потому что ты этого не делала, моя сладкая. Сколько раз ты просила: «О, давай все скажем папе», и всякий раз я отвечала: «Нет, моя драгоценная, ни за что», кем бы он ни был, черт его дери!

– Но, Дебби, ты берешь всю вину на себя!

– А у кого плечи шире, у тебя или у меня, мой цветочек? – с нежностью спросила Дебора. – Я такая же вредная, как Барт, а это не шутки, потому что страшно даже подумать, как он ест. Нет, никогда я не выйду за такого коркидила. Но сейчас, – воскликнула мисс Джанк, начиная суетиться, – я думаю о платье. Пурпур или сирень в полном цвету – как ты думаешь, моя драгоценная?

Таким образом, ловкие уговоры Деборы закончились тем, что они с Сильвией отправились не к дешевому портному, у которого Дебби покупала свои необычные наряды – хотя позже, проявив иезуитскую хитрость, они отправились и туда, – а в больницу, где девушке, к ее радости, разрешили повидаться с Полом. Он выглядел худым и бледным, но был вполне бодр и очень весел.

– Моя дорогая, – сказал он, целуя руку Сильвии, в то время как Дебби с большой сумочкой в руках сидела возле кровати и беспардонно разглядывала их, якобы следя за соблюдением приличий. – Теперь я быстро поправлюсь. Твой вид действует лучше любого лекарства.

– О, не сомневаюсь, – фыркнула Дебби. – Но не буду отнимать драгоценное время, вы воркуйте, милые мои, а я закрою рот и уши. Уж простите за вольность, сэр, я люблю вашу возлюбленную не меньше вас.

– Нет, я не могу этого допустить, – возразил Пол, снова целуя руку Сильвии и удерживая ее в своей. – Дорогая, как хорошо, что ты пришла навестить меня.

– Может быть, это в последний раз, Пол, – сообщила девушка, стараясь сдержать слезы, – но дай мне свой адрес, и я напишу тебе.

– О, Сильвия, что случилось?

– Мой отец распродал все книги и продает дом. Мы уезжаем. Куда – не знаю.

– В самый Тумбакту! – внезапно перебила ее Дебби. – Вознамерился забраться в кроличью нору. Почему – не знаю.

– А я знаю, – ответил Бикот, задумчиво откидываясь на спинку кресла. Он догадался, что Аарон переезжает из-за броши, хотя почему именно оставалось загадкой. – Сильвия, – спросил молодой человек, – твой отец видел, что со мной произошло?

– Нет, Пол, он был занят в магазине. Барт видел, но Дебби сказала, чтобы он не рассказывал отцу.