Опанасовы бриллианты

Томан Николай Владимирович

— Просто удивительно!

— И только?

— Да ведь что же еще? И вчера и сегодня весь день думал об этом и почти ни до чего не додумался.

— Почти? Значит, догадка какая-то имеется?

— Очень смутная. Ездил я несколько раз к приятелю своему в Березовскую, он там на фабрике ширпотреба работает, ну и почти всякий раз замечал при этом, что за мной вроде следит кто-то.

Волков хотя и знал уже эту историю от Миронова, но сделал вид, что слышит ее впервые.

— Почему же тебя это не насторожило? — с деланным удивлением спросил он.

Евгений смутился немного и ответил:

— Тут, видите ли, ситуация

лирического, так сказать, характера. У меня там девушка знакомая… Может быть, это кто-нибудь из ее поклонников следил за мной.

— А девушка красивая? — улыбнулся Волков.

— Мне нравится, — слегка покраснел Евгений.

— Ну, тогда возможно, что и в самом деле ревнивец какой-нибудь за тобой подглядывал. Ты смотри, чтобы пакости какой он тебе не сделал — паршивый народ эти ревнивцы! Расскажи, однако, о нем поподробнее…

С Василием Андреевичем Евгению всегда было легко разговаривать. Подполковник был простым, душевным человеком и к лейтенанту Алехину относился почти с отеческой заботой. Считал его даже в какой-то мере своим воспитанником.

Выслушав подробный рассказ Алехина о человеке, наблюдавшем за ним, Волков достал из стола фотографию какого-то лысоватого мужчины и положил ее перед Евгением.

— Ну-ка, посмотри на этого человека, Женя, не он ли следил за тобой в тот день?

Алехин всматривался в фотографию очень внимательно, но лицо изображенного на ней человека казалось ему незнакомым.

— Не похож, вроде, — ответил он не совсем уверенно.

— Ну, а на того, что предложение тебе делал, на Ленского, тоже не похож?

— И на того не похож. У того усы были.

— Ну, усы-то можно и наклеить, — как бы про себя проговорил Волков и посоветовал: — Ты все-таки вглядись хорошенько в фотографию. Человек этот еще может встретиться на твоем пути.

Дав Алехину возможность обстоятельней изучить фотографию, Волков снова убрал ее в стол и спросил:

— Так ты говоришь, что твой приятель Тихонов на Березовской фабрике ширпотреба работает?

— Да, Василий Андреевич, бухгалтером.

— А парень он порядочный?

— Честнейший, Василий Андреевич.

— Ну, ладно, Евгений, иди теперь занимайся своим делом.

А когда Алехин вернулся, Миронов рассматривал новые образцы шрифтов пишущих машинок «Рейнметалл», только что принятых комиссионными магазинами.

— Отнесите их в научно-технический отдел, — обратился он к Алехину, — да займитесь потом Стручковым.

Сдав образцы шрифтов на экспертизу, Алехин уехал в районный универмаг навести кое-какие справки о заведующем одним из его отделов. Придя в управление, он увидел в комнате подполковника Волкова. Василий Андреевич, весело улыбаясь, хлопал ладонью по какой-то бумаге.

— Так-так, — оживленно говорил он, — догадка-то моя подтвердилась, значит.

Подойдя ближе, Алехин заметил, что бумага, по которой похлопывал Волков, была заключением эксперта научно-технического отдела об образцах шрифтов пишущих машинок.

— Кем же оказался человек, сдавший ее на комиссию? — спросил подполковник майора Миронова.

— Пенсионером Бедаревым. В отделении милиции по месту его жительства сообщили мне, что до ухода на пенсию он работал на Березовской фабрике ширпотреба.

Василий Андреевич довольно улыбнулся и спросил Миронова, хитро прищурясь:

— Ну, что ты на это скажешь?

— Похоже, что мы действительно

что-то нащупали.

— Вне всяких сомнений. А кто там директором, на этой фабрике ширпотреба?

— Некий Александр Львович Красовский, — ответил Миронов.

— Красовский, Красовский… — задумчиво повторил Василий Андреевич. — Нет, не знаю такого. Алехину, однако, ездить в Березовскую больше нельзя. Я понимаю, Женя, — Волков обернулся к Алехину и весело подмигнул ему, — тебе нелегко будет воздержаться от этих поездок, но государственное дело, милый мой, прежде всего и выше всего. За Красовским и его фабрикой пусть наблюдают пока Луценко и Ястребов. А ты, Михаил Ильич, целиком переключайся теперь на резиновый завод. По данным экспертизы, содержание натурального каучука в их резиновом сырье таково, что это дает им возможность выпускать не менее двадцати пяти процентов продукции сверх официального плана. И все эта «сверхплановая» продукция, как тебе небезызвестно, идет у них «налево».

Едва Евгений пришел с работы, как мать сообщила ему, что звонила какая-то девушка. Первой же мыслью Евгения было: Вера! Но он тотчас же усомнился в этом и спросил у матери уже безо всякой надежды:

— А она не назвала себя?

— Назвала. Верочкой ее зовут.

— Верочкой?! — воскликнул Евгений, и вид у него при этом стал такой, что мать испугалась даже.

— Господи, да кто она такая. Верочка эта? — встревоженно проговорила Анна Емельяновна. — Глаза у тебя совсем дикими стали. Преступница она какая-нибудь, что ли?

— Ах, мама, что ты говоришь! — счастливо улыбнулся Евгений. — Неужто ты думаешь, что я теперь только с преступниками имею дело?

Но тут снова раздался телефонный звонок, и Евгений услышал голос Веры.

…Они встретились у входа в парк культуры имени Горького. Вера была в светлом платье и казалась такой нарядной, что Евгений не сразу заметил даже, что лицо ее печально.

— Пойдемте туда, где поменьше людей, — попросила она и взяла Евгения под руку. — На душе у меня сегодня ужасно скверно.

— Трудно даже передать вам, Женя, до чего мне грустно сегодня, — заговорила Вера после довольно продолжительного молчания.

И она опять помолчала немного. А Евгений, всегда несколько терявшийся в присутствии девушек, просто не знал, как продолжить разговор.

— Я сегодня очень грубо разговаривала с мамой, — снова заговорила Вера. — И все из-за папы. Они поссорились когда-то, очень давно, когда я была совсем еще девочкой, и разошлись. Живут теперь отдельно. Я осталась у мамы, а брат у папы. Но брат уже совсем взрослый, талантливый, почти знаменитый инженер. Внешне — весь в папу, только папа еще лучше и даже талантливее его. Папа ведь не имеет почти никакого образования, до всего дошел сам, но даже на маленьком посту он буквально творит чудеса. Его все боготворят. И он не только блестящий организатор и хозяйственник — он добрый, веселый, остроумный, я бы даже сказала — блестящий человек. А мама у меня скромненькая, серенькая женщина. Она живет в вечном, непонятном мне, страхе. И удивительнее всего, Женя, что она сама ушла от такого человека, как папа. Сегодня я завела с ней разговор об этом, так она мне настоящую истерику устроила. Назвала девчонкой и вообще наговорила много оскорбительных вещей. А я обиделась и сказала, что совсем от нее уйду к папе. И действительно, ушла из дома. Села на поезд и вот приехала в Москву…