Опасная ложь
Шрифт:
— Отпусти меня, я сказала! — дёргаюсь изо всех сил, пытаюсь вывернуться, но его рука впивается в волосы, больно сжав их у основания, и прижимает мою голову к столу.
— Я сказал, лежать… — ледяным тоном цедит он сверху.
С моих губ срывается позорный скулёж, но самое паршивое, что возбуждение никуда не уходит. У меня между ног горячо и влажно, моему телу очень нравится то, что он со мной делает, и Баженов это знает. Его пальцы проникают под тонкую полоску ткани, что должно быть, уже вымокла насквозь, касаются изнывающей
— Течёшь… — вторя моим страхам, звучит его хриплый голос. — Неужели правда нравлюсь?
Я сжимаю зубы, чтобы не застонать в ответ. Но, кажется, ответ ему и не нужен. Баженов склоняется низко надо мной и касается губами открытого участка шеи под ухом. Касается совсем легко, почти невесомо, а меня прошибает так, будто разряд тока прошел по позвоночнику.
— Пожалуйста, отпусти, не надо… — жалобно хриплю, готовая умолять, лишь бы не свихнуться от всей абсурдности происходящего. Но жалость — это не про него.
— Надо, Алёна, — раздаётся тихое сверху, и в следующую секунду из моей груди вырывается крик, потому что его пальцы входят в меня сразу слишком глубоко.
В глазах темнеет, становится невозможно дышать, и я хватаю ртом воздух, зажмуриваюсь, а потом вдруг слышу какой-то странный звук, напоминающий вежливое покашливание.
— Константин Владимирович… — произносит мужской голос, и я резко распахиваю глаза.
К своему ужасу вижу, что у входа в гостиную стоит Николай. Стоит и невозмутимо пялится на своего шефа, скотина, будто ничего особенного в этот момент не происходит. Грудь сводит острым чувством стыда, я неосознанно дёргаюсь в попытке встать и занять более приличное положение, но рука Баженова тут же пригвождает меня обратно, так, что я больно бьюсь щекой об столешницу.
— Выйди, — строго произносит он, и я улавливаю в его голосе ноты раздражения.
Но гребаный терминатор, кажется, даже не испугался, и не собирается никуда уходить.
— Извините, что прерываю, — торопливо говорит он. — Но там ваша дочь вернулась с занятий, и уже идёт сюда.
— Почему так рано? — прохладным тоном уточняет Баженов, вытаскивая из меня пальцы.
— Петр сказал, что она плохо себя почувствовала, и отпросилась с занятий.
— Хорошо, иди.
Николай тут же исчезает. А меня, наконец, перестают придавливать к столу, одёргивают вниз платье и даже помогают подняться.
— Сядь за стол, — сухо требует Баженов.
Я чувствую себя тряпичной куклой, из которой вытрясли всю душу. Неспособной самостоятельно двигаться и соображать. Продолжаю стоять и тупо пялиться на него, вцепившись в край столешницы обеими руками, чтобы не упасть от головокружения.
Баженову достаточно одного взгляда, чтобы оценить мое невменяемое состояние, и в следующее мгновение, он больно хватает меня за руку чуть выше локтя, протаскивает вдоль стола и усаживает на один из стульев. После чего быстрым шагом обходит стол и занимает
Спустя еще минуту на пороге столовой появляется девочка в школьной форме. На вид ей лет двенадцать-тринадцать. Симпатичная, но слишком бледная, и взгляд… какой-то печальный. Светлые волосы собраны в высокий хвост на затылке, за спиной увесистый ранец пурпурного цвета.
— Привет, малыш, — мягко произносит Баженов, поднимается со стула и идет к ней на встречу.
Девочка едва достает ему до середины груди, поэтому ему приходиться наклониться, чтобы ее поцеловать. — Что случилось? Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь?
— Все нормально, пап. Просто голова разболелась.
— Я позвоню Альбине Ивановне, пусть приедет, осмотрит тебя.
— Не надо, пап. Все в порядке. Голова уже почти прошла.
— Ты уверена?
— Да, — с готовностью кивает девочка и косится на меня. — А это кто?
— Это Алена, моя знакомая. Мы встретились, чтобы обсудить пару вопросов. Алена, это моя дочь, Мелания.
— Очень приятно, — пытаюсь выдавить из себя улыбку, и у меня почти получается.
— Взаимно, — девочка тоже сдержанно улыбается мне в ответ.
Не знаю почему, но это все заставляет меня испытать полный диссонанс. Я знала, что у Баженова есть дочь, но не думала, что так скоро с ней познакомлюсь. То есть, нет, я вообще не думала о знакомстве с ней.
— Ладно, пап. Я пойду наверх, не буду вам мешать.
— Хорошо, иди. Я поднимусь к тебе через пять минут.
— Пап, не нужно, — девочка отрицательно качает головой, строго глядя отцу в глаза. — Со мной все в порядке, правда. Тебе не о чем беспокоиться.
— Уверена? — уточняет он.
— Да уверена, уверена, — устало вздыхает она.
— Ну хорошо, — Баженов снова наклоняется, нежно обнимает ее и целует в лоб. — Иди.
От этой трогательной картины в груди начинает невыносимо тянуть, а к горлу подкатывает ком. Когда я была маленькая, и болела, отец точно так же нежно целовал меня в лоб, чтобы проверить, нет ли температуры.
Я тогда обожала болеть. Потому что в такие дни он становился особенно внимательным и ласковым ко мне, и даже забывал на время о своих бесконечных делах.
От этих воспоминаний на глаза непроизвольно набегают слезы, я нервно смахиваю их. Нельзя раскисать. Делаю короткий вздох и несколько раз быстро моргаю глазами, прогоняя ненужные воспоминания.
— Дочь у тебя очень красивая, — негромко произношу, как только девочка скрывается из вида. — А ты, кажется, заботливый отец. И совсем не импотент.
Баженов склоняет голову набок, и, сунув руки в карманы брюк, медленно идёт ко мне. Я вся подбираюсь внутренне. Когда расстояние между нами становится критическим, не выдерживаю и резко отодвигаю стул, чтобы соскочить с него и снова увеличить дистанцию между нами. Он неторопливо следует за мной, насмешливо глядя в глаза: