Опасная ложь
Шрифт:
12
Как только я убеждаюсь, что возле дома меня никто не караулит, и отхожу на достаточное расстояние, чтобы не столкнуться ненароком с обещавшим подъехать к восьми Николаем, достаю свой конспиративный телефон и взываю такси. На время, пока Захаров готовит документы для моего отлета, решаю остановиться в гостинице.
Я слишком долго прожила в Лондоне, Москва за эти годы сильно изменилась. Оказалось, я ее совсем не знаю. Но люблю какой-то необъяснимой безусловной любовью. Как ребенок любит своего родителя, даже если тот не совсем этого заслуживает.
Гостиницу я выбираю, практически ткнув пальцем в карту. Главный принцип — чем дальше от квартиры, где я жила, тем лучше. В результате, спустя час поездки на такси по вечернему городу, я оказываюсь в холле небольшого, но очень уютного отеля, расположенного недалеко от Пушкинской набережной.
Регистрируюсь, поднимаюсь в номер, бросаю сумку на пол, ставлю телефон на зарядку, и решаю немного прогуляться. Хочу надышаться Москвой напоследок. Неизвестно, когда теперь сюда вернусь. И вернусь ли вообще.
Иду на набережную, покупаю себе мороженое, и, наверное, впервые за последние несколько месяцев, чувствую себя настолько легко, что даже хочется жить. Воздух, несмотря на концентрацию выхлопных газов в нем, кажется свежим и сладким, мягкий ветерок треплет многочисленные прядки волос, выбившихся из собранного на скорую руку небрежного пучка — я так и не успела причесаться. Мне хорошо. Несмотря на печать непроходящей тоски по отцу в душе, мне хорошо, и это кажется просто невероятным. Я бреду по набережной, ем мороженое, и даже изредка улыбаюсь.
Проходит час, другой, на улице темнеет, зажигаются фонари, прохожих становится все меньше, а я все никак не могу нагуляться. Ноги гудят от долгой ходьбы, глаза буквально слипаются от усталости, но мне так не хочется возвращаться в одинокий гостиничный номер, что я откладываю и откладываю этот момент. Идти дальше уже просто нет сил, я подхожу к невысокому металлическому ограждению, что отделяет пешеходную зону от спуска к воде, опираюсь руками на перила и долго смотрю на воду.
Завороженная волшебным мерцанием городских огней в темной глади воды, не сразу обращаю внимание на присоседившегося по правую руку от меня мужчину, что подошел к перилам, и так же, как и я, оперся о них локтями. Но вскоре мне все же приходится на него посмотреть — правую сторону лица начинает печь, и я буквально кожей чувствую на себе чужое пристальное внимание. Весь воздух вышибает из легких, а сердце резко ухает вниз, когда я поворачиваю голову и вижу рядом с собой Баженова.
Первый порыв — бежать. Испуганно оглядываюсь, но, заметив позади себя горообразную фигуру Николая, понимаю, что это бессмысленно. Далеко убежать у меня не получится. Вцепляюсь в перила мертвой хваткой. Мы не одни на набережной, здесь все еще прогуливаются немногочисленные прохожие, но я уже из личного опыта знаю, что этих ублюдков присутствие людей вокруг не остановит.
— Ты не перестаешь удивлять
Я сглатываю, и с опаской смотрю на его профиль, по которому невозможно прочесть ни одной эмоции. Теперь, когда я отказалась от идеи мстить, присутствие этого мужчины рядом со мной воспринимается совершенно иначе. Он пугает меня, я, наконец, осознаю, насколько беззащитна перед ним, и этот страх буквально сковывает по рукам и ногам.
Заставляю себя разлепить пересохшие губы и тихо произношу:
— Я передумала. Живи, — отчаянно хочу добавить в конце слово «тварь», но благоразумно сдерживаю себя.
Он поворачивает голову ко мне, сужает глаза и вглядывается с пристальным внимаем в мое лицо.
— Передумала, говоришь? — с каким-то нехорошим весельем в голосе произносит, на его губах появляется насмешливая улыбка, которая в тусклом свете фонарей выглядит довольно зловеще. — Интересно. Знаешь, а я ведь уже настроился.
— Ну что поделаешь. Считай, что тебе повезло. Больше ты меня не увидишь.
— Что у тебя случилось? — неприятная улыбка исчезает с его лица, сменяясь сосредоточенным выражением.
— Ничего. Я просто передумала. Не хочу больше. Мне ничего от тебя не нужно, — и опять едва сдерживаюсь, чтобы не добавить в конце «Бог тебе судья».
— С чего вдруг такие перемены? — с налетом раздражения в голосе интересуется он.
— Это неважно. Извини, что обломала с возможностью потрахаться. Я бы позвонила, но у меня твоего номера не было. Я пойду, ладно? — вымучиваю невинную улыбку, и делаю осторожный шаг назад, мысленно умоляя небеса, чтобы он отпустил, но мои молитвы остаются неуслышанными.
— Нет, не ладно, — Баженов в один шаг сокращает двухметровое расстояние между нами, хватает меня за руку и рывком притягивает к себе, впечатывая в свою грудь. — Никуда ты не пойдешь.
— Что, опять прессовать будешь? — цежу я сквозь зубы, с ненавистью глядя ему в глаза. А саму трясет от страха так, что становится дурно. — Имей хоть каплю достоинства, найди себе кого-то равного по силам, чтобы тешить эго! Я не хочу ничего от тебя! Я хочу просто уйти, и никогда в жизни тебя больше не видеть! Будь мужиком, просто позволь мне сделать это!
Чувствую себя жалкой, выкрикивая эту браваду, а его невозмутимый вид, с которым он выслушивает все, не перебивая, окончательно выбивает из колеи. Разве что его брови слегка сведены к переносице, но я не понимаю, что это означает. Я его разозлила?
— Слушай, Алена, — механическим голосом произносит он, что подтверждает мою догадку. — Я терпеть не могу, когда чего-то не понимаю. А сейчас я ни хрена не понимаю. Хочешь уйти? Тогда объясни мне все по-человечески, и вали на хрен.
— Да что тут понимать? — усмехаюсь я, чувствуя, насколько легче становится дышать от понимания, что он не собирается никуда тащить меня силой. — Не созданы мы с тобой друг для друга, это же очевидно. Как мужчина ты мне нравишься, а как человек — нет. Поэтому — не судьба!