Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое
Шрифт:
— Не надо мне давать советов, — ответил он. — Я с удовольствием поколотил бы тебя, но знаю, что это создаст целую цепь событий.
— Цепь уже создана. Сначала вы приходите жаловаться; затем вы не вознаграждаете меня за абсолютную искренность и честность — говорю вам, что не смог устоять перед искушением. И я никому не причинил вреда; не было никакого насилия — из вашей чоти не пролилось ни капли крови. Пожаловавшись моему отцу, вы уже создали цепь реакций.
Он сказал отцу:
— Ты только послушай!
—
Я сказал отцу:
— Вот в чем состоит все учение браминов: в цепочке реакций.
— Держи свою философию при себе, — ответил отец. — И прекрати ходить на эти лекции садху, монахов и махатм, после которых ты приходишь к таким странным выводам.
— Но это мои слова, и они ничуть не странны. Они в точности иллюстрируют теорию кармы: ты совершаешь поступок, за ним следует реакция. Он совершил поступок, пожаловавшись на меня; теперь последует реакция.
И она последовала. Ведь он рассказал мне про другую деревню... Он был очень зол на меня, а когда ты зол, ты зол — он был полностью вне себя. Поэтому он срывался на жене, на детях... Я наблюдал за всем этим; он вынес свои вещи и погрузил их на коляску.
И в момент, когда он вышел, я сказал жене:
— Вы понимаете, куда он едет? Он уезжает навсегда, а вы даже не подозреваете. Он приходил к моему отцу и сказал, что уезжает навсегда и никогда не вернется.
Жена тут же заголосила:
— Остановите его!
Люди побежали и остановили повозку.
— Почему ты меня задерживаешь! Я должен успеть к поезду!
Ему отвечали:
— Только не сегодня. Твоя жена рыдает и бьет себя в сердце — она может умереть!
— Странно. Зачем ей бить себя и почему она плачет?
Но люди не позволили ему уехать, они стащили вниз его сумку и чемодан.
Человек, который управлял повозкой, сказал:
— Я не повезу вас. Если вы оставляете навсегда жену и детей, я не буду в этом участвовать... Маленьких детей!
Брамин ответил:
— Я не оставляю их, я вернусь, но сейчас у меня нет времени тебя убеждать. Я могу опоздать на поезд, так как до него ехать две мили.
Но никто не хотел его слушать, а я подстрекал людей: «Остановите его, иначе его жена и дети... Вам придется заботиться о них. Кто будет их кормить?»
Его притащили назад вместе со всеми сумками, и, естественно, он был очень зол и швырнул сумки в жену. Та спросила:
— Что ты делаешь? Что мы сделали не так?
Я был среди толпы.
— Никто ничего не делал. Этот мальчик предупредил меня, что последует реакция. Причина в том, что три дня назад я читал в храме лекцию по философии причинно-следственных связей и он присутствовал там. Теперь он преподает мне урок.
И он сказал мне:
— Прости меня — и я ни слова больше не скажу об этих причинах и следствиях. И если хочешь, можешь
Все заинтересовались:
— В чем дело? Мы не понимаем. Кто срезал твою чоти?
Я сказал:
— Видите? Цепочку невозможно остановить. Люди спрашивают: «Чья чоти? Кто срезал? Где эта чоти!» Загляните под его тюрбан!
Человек, который считался самым большим силачом в городе, подошел к нему и сорвал с него тюрбан; чоти свалилась на землю.
Мой отец также был там и все видел. По дороге домой он сказал мне:
— Я буду награждать тебя, но не пользуйся преимуществами нашего контракта!
— Я не пользуюсь, — ответил я. — И это не контракт между мной и тобой. Контракт состоит в том, что я всегда буду говорить правду, а ты будешь меня за это вознаграждать.
И отец сдержал слово. Что бы я ни делал, как бы ужасно это ни выглядело в его глазах, он всегда вознаграждал меня. Но такого отца трудно отыскать — обычно отцы насильно насаждают ребенку свои идеалы.
Моего отца осуждал весь город:
— Ты портишь ребенка!
— Если у него такая судьба — быть испорченным, тогда пусть он таким и станет, — отвечал он. — Я не буду ответствен за то, что вмешался в его судьбу, и он не сможет сказать: «Мой отец испортил меня». Если он счастлив, становясь испорченным, тогда что в этом плохого? Что бы и когда ни происходило в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался, и я знаю, что был бы совершенно другим человеком, если бы он этого не делал. И я уверен, что он прав в том, что каждый отец подталкивает своего ребенка ко лжи, ведь и меня подтолкнули к этому. Когда мне хочется смеяться, я серьезен. Когда мне хочется быть серьезным, я должен смеяться. Пусть хотя бы один человек смеется тогда, когда он этого хочет, и будет серьезным, когда хочет быть серьезным. У меня одиннадцать детей, но мне кажется, их у меня только десять.
Он всегда считал, что у него всего десять детей. Он никогда не считал меня своим ребенком, он говорил: «Я дал ему полную свободу быть самим собой. Почему он должен нести какой-либо образ меня?»
В лучшем обществе... А когда я говорю о лучшем обществе, я имею в виду общество, которое понимает цельность каждого человека, уважает даже маленького ребенка и ничего не впечатывает в него. Но, кажется, такое общество еще очень, очень далеко, поскольку все вынашивают свои корыстные интересы и не могут прекратить свои игры; они используют людей и эксплуатируют их.