Опасное хобби
Шрифт:
— Мы решили, больше тут сидеть не будешь. Поедешь сейчас с нами. Кричать станешь или сопротивляться, тебе же хуже сделаем. Пусть сам хозяин тобой занимается.
— Но зачем же мне ехать куда-то, когда они должны уже скоро сами сюда вернуться? Отпустить же обещали…
— Дура ты совсем. Ну кто тебя отпускать просто так станет? Будет выкуп— не будет выкуп, какое ты отношение имеешь? Тебя похитили, говоришь? Значит, похитили. Хозяин лучше знает, что с тобой надо делать. Лучше хороший совет слушай: нам не возражай, а когда к хозяину приедем — тоже не возражай. А то он тебя нам отдаст, — мрачный так улыбнулся,
Эти его черные гнилые зубы, жуткие звуки, изображающие смех, и вообще эти явно уголовные типы так перепугали Ларису, что она почувствовала удушье.
— Ты нас пока не бойся, — все так же «игриво» продолжал мрачный. — Мы тебя не тронем. Пусть хозяин посмотрит, какую мы ему сегодня красивую женщину доставим. Он таких, как ты, любит. Ты ему наверняка понравишься…
Наконец какой-то острый ком в горле у Ларисы словно прорвался в пищевод, и она снова закричала так, что зазвенело в ушах. Она орала из последних сил, отпихиваясь голыми ногами от дружно потянувшихся к ней грубых рук. Но немедленно чья-то жесткая, будто деревянная, ладонь больно запечатала ей рот, ее скрутили и ловко закатали в тот плед, которым был накрыт топчан. Она захлебнулась своим криком и скоро впала в обморочное состояние.
Это была самая обычная дача, каких по окраинам Баковки немало: старых, но крепко построенных в свое время, а теперь если и подновленных, то, главным образом, внутри. Каждый очередной дачник, снимавший на лето комнаты с застекленными верандами, требовал элементарного уюта, а потом уже и сам развешивал свои занавески, завозил мебель, расстилал по щелястым полам паласы и дорожки, словом, заботился лишь об интерьере для себя. Внешний же облик этих дач, десятилетиями омываемых дождями, был примерно одинаков — одноэтажные, обшитые серой от времени вагонкой.
Дача, в которой содержалась Лариса, от соседних не отличалась. Раньше хозяин сдавал свое строение на лето, брал большие деньги и ничем не интересовался, отстегивая, вероятно, приличную сумму местной власти. В этот раз сдал практически на год: клиент был серьезным и сразу положил сумму, вдвое превысившую ту, что наметил для себя хозяин. Тут уж не до торговли. Пришлось перебраться в свою московскую квартиру
Вообще-то этот поселок считался в свое время «генеральским». Были здесь и большие ухоженные участки, и добротные дома со всеми удобствами, обнесенные солидными оградами, как, скажем, дача, а точнее зимний дом, самого покойного маршала Буденного. И охрана своя у таких дач была, и порядок постоянный соблюдался. Особо не пошалишь. И поэтому, вероятно, всякого рода богатая шпана, как догадывался Турецкий, мнившая себя предпринимателями, могла чувствовать себя здесь совершенно спокойно. Большие деньги, которые они позволяли себе швырять направо и налево, превращали их в хозяев жизни.
Сыщиков удивило то обстоятельство, что дверь в дом была незаперта, хотя Ашот готов был божиться, что, уезжая, они дачу крепко заперли. Не снимая с него наручников, Турецкий с Грязновым поднялись на веранду Акимов остался возле автомобилей.
— Ну, показывай, где пленница? — Грязнов на всякий случай достал пистолет
— Здесь она, — Ашот вошел в
Открыли люк и заглянули в ярко освещенный подвал Но там никого не было
— Ты чего нам мозги пудришь? — Грязнов поднял голову и жестко посмотрел на Ашота.
Тот опустился на колени и тоже заглянул в подвал. Увидел пустой топчан: не было ни Ларисы, ни пледа, который лежал на досках. Он потряс головой и непонимающе уставился на сыщиков.
— Здесь была… Ничего не понимаю. Сама уйти никак не могла. Значит…
— Что такое? — насторожились Турецкий с Грязновым. — Кто мог забрать ее отсюда? Куда увезли, ну? Отвечай немедленно!
Турецкий шагнул к Ашоту ухватил за шиворот будто котенка, и поставил на ноги.
— Послушай меня, Ашот. Ты уже сделал чистосердечное признание, что нами было зафиксировано в протоколе. За это, как мы тебе объяснили, полагается снисхождение, так? Так. И про дядю своего ты нам уже сказал. Не успел только адрес его сообщить, что ты сейчас и сделаешь, верно? Потому что, как я могу догадываться, исчезновение Ларисы — дело его рук. Или его мальчиков. Так, Ашот?
Но Ашот стоял истуканом, с совершенно растерянным видом, словно не слышал, что к нему обращаются, и тупо молчал, глядя в проем люка.
— Я тебе так скажу, — продолжил Турецкий, — признаний наполовину ни один суд не учтет. Или сам все с деталями выкладывай, или, если будешь тянуть время, а твой Гурам что-нибудь натворит с заложницей, будем вас судить всех вместе и без всякого снисхождения. Понял?.. Нет, ты, кажется, ничего не понял. Тогда придется тебе объяснить иначе. Так вот, чтоб ты скорее думал, я сейчас отвернусь, поскольку являюсь лицом облеченным властью, а вот Вячеслав Иванович, он частный сыщик, может в запальчивости переусердствовать, его Бог прощает, когда ему оказывают сопротивление. Понял, о чем я говорю? Снова, вижу, не понял. Ну что ж, Вячеслав Иванович, сделай мне одолжение, задай пару вопросов мальчику, чтобы он наконец сообразил, с кем дело имеет, а я отвернусь и не буду тебе мешать… Если желаешь, могу Акимова в помощь позцать. Или один справишься?
Слабоват оказался Ашот. Турецкий еще и речь свою не завершил, а Грязнов только рукава стал закатывать, как сообразил он, что этот рыжий здоровяк действительно может шкуру с него спустить и ведь скажет, что так и было, а этот второй подтвердит. И почувствовал Ашот, как душа его в самом прямом смысле сиганула в пятки…
— Я скажу! — испуганно завопил он.
— Все? — Грязнов будто для удара набычил голову.
— Все! — невольно защищаясь плечом, поспешно заверил Ашот.
— Давно бы так. — Грязнов стал спокойно раскатывать рукава и застегнул пуговицы на манжетах. — Только время у себя воруешь, дурак набитый… Ну так что будешь говорить? Про дядю Гурама, надо полагать?
Ашот кивнул.
— Кто таков?
— Большой человек, — сделав серьезное лицо, ответил Ашот — Он живет во Фрязине.
— Адрес? Быстро! — И обернулся к Турецкому — Это ж у черта на куличках! Час, если не больше.
— Около этого, — согласился Турецкий. — Но не так уж далеко, по-моему, это сразу за Щелковом. Но если по кольцу, далековато. Однако что ж это наш друг молчит, не отвечает? Адрес какой?