Опасное хобби
Шрифт:
Загадку немедленно разрешил Емельяненко. Повертев автомат в руках, он сказал собравшимся, что все автоматы собраны из ворованных деталей. Клейма и номера ставятся на них лишь после того, как детали пройдут заводскую термообработку. Но поскольку ее не было, эти автоматы годятся только на пять, максимум десять выстрелов. Иными словами, то, что и нужно киллеру, который оставляет оружие на месте преступления.
На чей-то вопрос, откуда могли поступить такие автоматы, Никита, пожав плечами, ответил, что пару раз встречал подобные же безномерные игрушки. На Ижевском механическом заводе такие производят. В домашних условиях. Умельцы…
Там же, под хорошо подогнанными
Турецкий в официальном порядке задал Ованесову вопрос, откуда в его гараже это оружие, кем приобретено и для каких целей, на что получил исчерпывающий ответ: «Не знаю», который был также занесен в протокол изъятия вещественных доказательств. Понятые поставили свои подписи.
По знаку Емельяненко водитель подогнал крытый «газон», куда бойцы погрузили ящики с оружием.
— Тут еще и двести восемнадцатая статья светит. Ну что, будем заканчивать? — спросил у Саши Никита.
— Да, я думаю, на сегодня этого вполне достаточно. Банду — в изолятор. Ованесова, Ашота Гарибяна и Погосова забираю с собой. С ними разговор особый. Дом закрыть и опечатать. Понятым спасибо. Никита Семенович, разреши воспользоваться твоим телефоном?
— Прошу! — Емельяненко сделал широкий жест рукой.
23
Суббота, 15 июля, вечер
Шурочка сидела в кабинете Меркулова и пила боржоми. На круглом столике, возле окна, стояло уже четыре пустых бутылки. День был жарким, а вечер выдался еще и душным, будто собиралась и никак не могла разразиться наконец хорошая гроза.
Меркулов сидел за своим рабочим столом и, утопив лицо в расставленных пальцах, молча, не перебивая, слушал доклад Турецкого. Грязнов курил, стоя у окна.
Доклад, как и полагалось, был длинным, со многими подробностями, перечислять которые Саша уже устал — не в первый ведь уже раз. Но меркуловская дотошность того требовала неукоснительно.
Когда речь дошла до участия в деле и роли майора Малахова, Романова нарушила долгое свое молчание и вмешалась.
— Я, хлопцы, слишком хорошо знаю Емельяненку. Никита придумывать или брехать зря на человека не станет. И нюх у него наш, профессиональный…
Она хотела сказать «муровский», но решила, что это уж слишком. А Никиты не убудет. Однако и Малахова так просто оставлять негоже. Она добавила, что уголовнику, особенно такому, как тот Гурам Ованесов, верить ни единому слову нельзя, хотя оно и сказано, а вот проверять по службе придется. Ох, кому-то сильно несладко это будет.
Ее речь перебил телефонный звонок. Меркулов оторвал ладонь от щеки, показал жестом «тише» и снял трубку. Слушал, не произнося ни единого слова. Тот, кто звонил, говорил долго, а Меркулов все больше мрачнел. Наконец, похоже, телефонный доклад подошел к концу. Костя часто покивал головой и изрек:
— Благодарю вас, коллега. Обязательно приму к сведению. Свой рапорт подошлите в понедельник. Весьма признателен. Всего доброго.
«Так, — подумал Саша, — наверняка очередная бяка. Донос какой-нибудь на неправомерность или незаконность действий следователя Александра Борисовича Турецкого. Что же еще может быть?..»
Меркулов положил трубку и уставился на Сашу, словно читая его мысли. Потом губы его раздвинулись в улыбке.
— Ну так что ты говорил по поводу следователя Полякова? Напомни, пожалуйста: ни рыба ни мясо, если не хуже, да?
«Все правильно», — усмехнулся Саша.
— Так примерно
—
— Очень любопытно, — мрачно сказал Грязнов.
— Погодите, будет еще любопытнее. Поляков, выпроводив гостей, как говорится, ничтоже сумняшеся, связался с Госдумой. Сегодня же суббота, даже депутаты и те отдыхают. В отличие от некоторых. Однако дежурный сумел разыскать телефон помощника Позднякова, а тот, в свою очередь, сообщил Полякову, что никуда со своим шефом не ездил, поскольку тот срочно вылетел на выходные к своей матери, это где-то под Краснодаром. Высказал и свои соображения, что именем и поддельными документами вполне достойного человека воспользовались какие-то авантюристы. Вот вам, господа хорошие, и первая ласточка. А мы тут головы ломаем: преступник Гурам или ангел небесный. Как считаете, чья работа?
— Малахова, — твердо сказал Грязнов.
— Но почему?
— А потому, видимо, — добавил Турецкий, — что он единственный из всей ованесовской команды пока остался на свободе. Остальные сидят.
— Сидят, многоуважаемый Александр Борисович, лишь те, кого вы сегодня взяли. А вы уверены с вашим достойным приятелем, что взяли всех? Лично я не могу вам дать такой гарантии. А вы, Александра Ивановна, что можете сказать этим самонадеянным товарищам?
— Да шо я скажу им, Костя? То же самое. Но Малахов, сучий хвост, меня шибко забеспокоил. Ну пусть подышит до понедельника, а там мы им займемся. Я сама в областной главк поеду и покажу им, где раки зимуют.
— Угу, — серьезно поддержал ее Костя. — А потом явишься ко мне и станешь причитать: «На хрена козе баян?» Да? Или «попу гармонь»? Ох, Шурочка… Ты бы вот лучше сказала, как мы с тобой договаривались, этим дружкам, что сильно им повезло, что в течение суток сумели отыскать заложницу. Можно считать по нынешним временам за рекорд. И кабы не везение, ходить бы им сейчас обоим с низко опущенными клювами.
— Ну, Костя, — примирительно сказала Романова, — ты ж знаешь, я б им и почище выдала, но ведь нашли ж. И с Никиткой им повезло тоже. Сами б сунулись, так от них там и мокрого места не осталось бы. Поняли хоть?