Опасное искушение
Шрифт:
— Если хотите, — наконец, решил Уолкотт. — Я могу выкроить время, чтобы посмотреть фильм.
— Круто! — уладив этот вопрос, Брэндо приподнялся на цыпочки и указал на дверь. — Это моя комната? На ней даже есть мое имя. Это так классно.
Не говоря ни слова, Уолкотт открыл дверь, чтобы показать комнату. Она была большой, слишком большой для маленького мальчика, и заполнена старой, массивной мебелью, которая сверкала роскошью и богатством. Брэндо сразу же побежал к кровати с балдахином и прыгнул
— Эта комната больше, чем весь наш дом, — заявил он и, приподнявшись, взглянул на меня с того места, где лежал. — Нам просто нужно расставить мою коллекцию комиксов и купить простыни с супергероями, и тогда это будет… самая лучшая комната на свете.
Усмехнувшись, я придвинулась к нему и взъерошила его мягкие волосы.
— Мы можем это сделать. Почему бы тебе не почитать тут комиксы, пока я пойду посмотреть свою комнату, ладно? Я скоро вернусь.
Брэндо кивнул и, перекатившись, снял со спины маленький рюкзак. Он достал последнее издание «Человека-паука» и тут же позабыл о нас с Уолкоттом.
Я поцеловала его в макушку, мои пальцы навязчиво прошлись по пульсирующей точке на его шее. Это была выработанная привычка, от которой я не знала, как избавиться.
Закончив, я вышла из комнаты вслед за Уолкоттом и направилась обратно по коридору.
— Думаю, Вам понравится Ваша комната, — с легкой улыбкой сказал Уолкотт, ведя меня по старому, скрипучему дому. — Когда-то она принадлежала матери Тирнана.
Я слегка вздрогнула при мысли о том, какой могла быть мать Тирнана. Если ее сын чем-то похож на нее, то она, вероятно, была невероятно пугающей.
Но когда Уолкотт открыл дверь с небольшой золотой табличкой с моим именем, интерьер оказался вовсе не холодным и мрачным. В женской комнате отсутствовал полумрак остальной части дома. Кремовые обои украшали крошечные голубые цветы, этот цвет повторялся в пышном шелковом постельном белье и массивном персидском ковре на темном паркетном полу. Все остальное было выдержано в оттенках белого и золотого, от стеганого изголовья кровати до мягкого кресла у великолепного туалетного столика, установленного перед изогнутым башенным окном.
Это была комната из сказки — спокойный, женственный оазис в мужском мраке и унынии большого дома.
Несмотря ни на что, мне она понравилась.
Уолкотт слегка рассмеялся над моим изумленным лицом.
— Я рад, что она Вам понравилась. Последние несколько дней я ее проветривал, но могло остаться немного мускуса, так что не стесняйтесь и открывайте окно вон там, у трюмо. Петля немного заедает, но большинство вещей в этой груде камней нуждаются в нежной заботе, так что не пугайтесь. Просто немного подтолкните его, и оно откроется.
Пока он говорил, я скинула свои запачканные конверсы и пошла по бледно-голубому, золотому и кремовому ковру, касаясь пальцами ног плюшевого ворса.
К горлу подступил ком, что меня удивило.
Когда я была маленькой, я знала, что такое роскошь. Мама была помешана на лейблах, а папа наполнил ими наш дом — от одежды в шкафах до машины на подъездной дорожке. У нас был большой дом с большим двором в шикарном районе, заполненном уезжающими на работу в город и их трофейными женами.
Когда в четыре года я попросила у папы на Рождество пони, то он тут же появился на нашей подъездной дорожке с большим розовым бантом на шее.
Потом нас нашли они.
Морелли.
Семья, которая ненавидела отца всеми фибрами своего существа.
И они не остановятся ни перед чем, чтобы с нами покончить.
Даже если это означает нацелиться на ублюдочных детей отца.
Я до сих пор помню холодную, торжествующую ухмылку на лице головореза Морелли, когда он загнал меня в угол на игровой площадке в начальной школе и пытался убедить в том, что он друг моего отца и что я должна пойти с ним.
Я до сих пор помню, что произошло, когда я отказалась.
Я остановилась в своей новой комнате, дрожа всем телом и едва заметив, что Уолкотт спрашивает меня, не развести ли ему огонь в камине.
После этого отец перевез нас в Техас, подальше от родного штата его врагов и от него самого. С годами мы виделись с ним все реже и реже.
Потеря нелепого богатства была для меня пустяком.
Потеря времени с отцом была для меня всем.
А потом, пять лет назад, у меня не стало ни того, ни другого.
Изголовье кровати под моими пальцами, ковер под моими ногами — все эти воспоминания снова вырвались на передний план моего сознания, оставив во мне боль и пустоту.
Без преувеличения можно было сказать, что я жила бы на улице, если бы это вернуло мне родителей.
Вместо этого у меня была роскошная спальня, младший брат, который во всем полагался на меня, и новый опекун, которому я доверяла примерно так же, как самому сатане.
С моих губ сорвался долгий, усталый вздох.
— Мисс Бельканте, — спросил Уолкотт, шагнув ко мне навстречу, чтобы привлечь мое внимание. — С Вами все в порядке?
Не успела я ответить, как комнату ворвался низкий, бархатный голос Тирнана.
— С ней все в порядке. Ты свободен, Уолкотт.
Уолкотт никак не отреагировал на невежливое изгнание и, слегка мне улыбнувшись, повернулся, чтобы уйти. Затем закрыл за собой дверь.
Тирнан запер ее легким движением пальцев, затем прислонился к обшитой панелями двери и, скрестив руки, посмотрел на меня. На манжетах ярко блеснули бриллиантовые запонки.
— Это было грубо, — заметила я, небрежно отходя от него в другой конец комнаты, как будто меня беспокоили тонкие занавески, а не желание оказаться как можно дальше от его опасного магнетизма.