Опасное искушение

Дарлинг Джиана

В памяти всплыло лицо Брэндо, копна светлых кудрей и щербатая улыбка, широко расплывающаяся всякий раз, когда я оказывался рядом, потому что я заслужил его восхищение и обожание.

Бьянка.

Ее лицо темной ночью на пляже исказилось от подаренного мной удовольствия.

Цвет этих глаз, когда она боролась со мной, когда снова и снова показывала мне, каково это — бесстрашно встречать невзгоды.

Как нежно она лизала мой шрам, как будто хотела залечить каждую нанесенную мне рану.

«Да», — дико подумал я, в один безумный миг изменив ход своей жизни.

—

Да, — сказал я Брайанту, и это слово стало объявлением войны семье, которую я поклялся защищать.

А затем я нажал на курок.

ЭПИЛОГ

БЬЯНКА

Я бежала по коридорам «Метрополитена», как вырвавшаяся из ада летучая мышь, и по моему лицу текли слезы. Я не замечала окружающего, сосредоточившись на разваливающемся мысленном образе лица Тирнана, когда Брайант разоблачил его в том, кем он был на самом деле.

Морелли.

Рыдание вырвалось наружу, как звук трубы на похоронах.

Всё очень походило на это. На смерть.

На смерть мечты, о которой я даже не подозревала, пока ее не вырвали из моих рук жестокими руками Брайанта Морелли.

Я думала…

Думала, что Тирнан станет семьей.

Что вместе с Эзрой, Хенриком, Уолкоттом, Брэндо и Пикассо в этом огромном, нервирующем доме Лайон-Корт мы становимся чем-то единым. Чем-то более сплоченным, чем то, что было у меня с Аидой, потому что не я одна заботилась о нашей компании. Хенрик учил меня драться, Эзра присматривал за Брэндо, как вторая, громадная тень. Уолкотт заботился не только о доме и прилегающей территории, но и о наших душах, появляясь, как по волшебству, всякий раз, когда кому-то что-то было нужно.

И Тирнан, наш хозяин.

Если он просто хотел использовать нас с Брэндо, чтобы распять память о нашем отце, то почему был так разрушительно добр?

Зачем ему фигурка Халка, визиты к врачу и Пикассо для Брэндо?

К чему поцелуи, которые пробивались сквозь мою душу, как солнце сквозь грозовое небо?

Зачем?

Если только он не был настолько жестоким, как рассказывали о Морелли, настолько бессердечным, что хотел нанести максимальный вред.

Заставить нас полюбить его, а потом вырвать все это.

Я набрала в легкие воздуха и, зацепившись о край платья с перьями, тяжело упала на колени. Я так и осталась стоять, уткнувшись лицом в ладони, словно могла собрать свои слезы. Как будто у них была какая-то цель. Какой-то смысл.

Но они ничего ни для кого не значили.

Я снова была одна.

Смутно я осознавала стук каблуков по мрамору и громкий гул разгара вечеринки.

Но только внезапно почувствовав рядом чье-то присутствие, я открыла свои затуманенные, горящие глаза и увидела пару туфель из тонкого синего бархата на безумно высоких каблуках. Я скользнула взглядом по гладким ногам до подола белого облегающего изящную фигуру шелкового платья-футляра и далее до стройных плеч и лица, прекрасного,

как картина Титана.

Кэролайн Константин, свидетельница моего разбитого сердца и нервного срыва.

Она смотрела на меня сверху вниз, ее глаза были пусты и непроницаемы, как пласты нетронутого льда зимой.

Я не дышала, рыдание застряло у меня в горле и распухло так, что я не могла вдохнуть воздух в свои сжавшиеся легкие.

Должно быть, в моих глазах был вопрос, преклонение.

Мольба о помощи.

Мне некуда было бежать и было от чего убегать.

Только в моих самых смелых мечтах Кэролайн Константин, моя последняя известная связь с отцом, могла когда-либо предложить мне утешение или защиту.

И все же…

Я безмолвно смотрела на то, как она слегка наклонилась и, прикоснувшись двумя пальцами к моему подбородку, заглянула в залитое слезами лицо.

— Бьянка Бельканте, — сказала она, и мое имя, словно жемчуг, прокатилось у нее по языку. — Какой сюрприз.

Я икнула.

— Бьянка, — раздался мужской голос позади Кэролайн, и через мгновение место рядом с ней занял высокий, красиво одетый блондин.

Я моргнула, смахивая с глаз влагу, и попыталась вспомнить знакомое лицо. Для этого мне потребовалась всего секунда, возможно, потому, что я не испытывала подобного горя с того дня, как умерла моя мать.

Это был мужчина с похорон Аиды, тот самый, с красным шарфом, который, казалось, хотел подойти ко мне, но тут появился Тирнан, чтобы забрать нас.

— Ты ее знаешь? — спросила Кэролайн, приподняв брови.

Он замешкался, глядя на меня сверху вниз, в его глазах читалось сочувствие, но рот исказился от недовольства.

— Ее дядя был моим старым другом.

Я постаралась не выдать своего удивления, потому что здесь происходило нечто такое, от чего волосы на моем затылке встали дыбом. Я не видела своего дядю с самого раннего детства, задолго до того, как мы переехали в Техас, и никогда в жизни не встречала этого человека.

— О, — сказала Кэролайн с кошачьей ухмылкой. — Я предположила, что это потому, что она дружит с Элиасом.

— И это тоже, — легко согласился мужчина. — Но Бьянка, что довело тебя до слез посреди «Метрополитена»?

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло. Я не доверяла им, я не знала их, хотя папа всегда хорошо отзывался о своей жене. Даже если бы я и захотела, то не смогла бы найти нужных слов, чтобы объяснить, что творится в моем разбитом сердце.

— Проблемы с мальчиком? — холодно спросила Кэролайн. — Она же подросток, в конце концов.

Я слабо рассмеялась и кивнула, потому что в какой-то мере это было правдой.

Тирнан не был мальчиком, но он был мужчиной.

Монстром, как он и предупреждал.

— Мне жаль, — сказал мужчина, присев так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он был очень похож на моего отца, что, возможно, объясняло, почему я позволила ему взять меня за руку. — Элиас здесь, почему бы тебе не пойти со мной, и мы найдем его. Похоже, тебе нужен друг.