Опасное очарование
Шрифт:
— Вот здорово! — Ее собственные проблемы тут же отошли на второй план.
— Да, здорово!
— Но как?.. Как это случилось?.. Ее отец все же предал историю гласности?
— Нет, ничего подобного. — Филипп довольно хихикнул. — Мануэль разобрался с ним по-своему, вернее, он получил по голове своим же оружием. Своеобразный эффект бумеранга.
— Что вы имеете в виду?
— Все очень просто. Мануэль нанял частного сыщика, чтобы тот день и ночь следил за Хулио Рейнальди — так, кстати, зовут отца нашей Терезы — и выкопал какие-нибудь компрометирующие факты. Такой тип не может быть абсолютно чист. И результат не заставил себя долго ждать.
Джулия облизала пересохшие губы:
— Вы уже виделись с Терезой?
— Нет, а вот Мануэль виделся. Он сказал, что с девочкой все в порядке. К счастью, нет никаких осложнений и через несколько дней можно приступать к операции, У Терезы будет шанс стать здоровой, большего и желать нельзя!
— Да. Я очень рада!
Ей чудом удавалось вести непринужденную беседу, хотя ужасные слова испанки, а главное — их смысл, ни на минуту не оставляли ее в покое. Казалось, в мире существовало два Мануэля Кортеза. Один — добрый, великодушный, обходительный, готовый пойти на все ради маленькой Терезы Рейнальди, другой — жестокий, полный ненависти, ни за что разрушивший ее жизнь и ничуть не жалевший об этом.
Подали ужин, и гости потянулись к буфету. Сама Джулия едва притронулась к еде, она мечтала лишь об одном: поскорее бы закончилась эта мука. Дома, в тишине, она постарается выбросить из головы события этого вечера — и Пайлу, и Долорес, и… Мануэля. «Ужин подошел к концу, осталось совсем недолго», — думала она, но не тут-то было. Кто-то уговорил Мануэля спеть, и он согласился. Разыскали его гитару, несколько человек вызвались аккомпанировать ему на скрипке и барабанах.
Сначала он только играл жалобную испанскую музыку, от которой у Джулии замирало сердце, а когда запел, у девушки навернулись слезы. В его устах простые, порой банальные слова приобретали новый смысл, оживали и улетали высоко в небо. Смуглое лицо магнитом притягивало взоры, и Джулия удивилась, заметив на нем выражение крайней мечтательности.
Почему ты от меня уходишь?
Я ли не любил тебя?
Почему твой взор так холоден?
Я ли не любил тебя?
Я ли не любил, не тешил,
Я ли не дарил цветы?
Где же ты, моя голубка?
Кого теперь целуешь ты?
Почему слова твои так строги?
Я ли не любил тебя?
Почему не знаешь ты прощенья?
Я ли не прощал тебя?
Я ли не любил, не тешил,
Я ли не дарил
Где же ты, моя голубка?
Кого теперь целуешь ты?
Мануэль пел задушевно, а его глаза жили своей тайной жизнью. Они искали в толпе Джулию, только ее одну, и наконец нашли.
Музыка стихла, раздался гром аплодисментов, а он все смотрел и смотрел на нее тяжелым, испытующим взглядом. Девушка не выдержала и отвернулась. Господь милосердный, зачем он мучает ее? Неужели Пайлы и Долорес не достаточно?
Всхлипнув, Джулия быстро зашагала вниз по усыпанной цветами узенькой тропинке, мимо озера, в освещенный лишь лунным светом густой парк. Кусты сирени нежно задевали ее руки, оставляя на одежде маленькие благоуханные цветочки, ноги утопали в необычайно мягком мху, а она ничего не замечала. Окружающее перестало существовать. Перед глазами стоял лишь Мануэль, в ушах звучали презрительные слова его дочери.
Выйдя на полянку, тропинка круто вильнула в сторону и оборвалась, а вместе с ней оборвался и ход ее грустных мыслей. Джулия стояла перед крошечным летним домиком на берегу еще одного озера. Подойдя поближе, она позволила себе заглянуть внутрь. Домик представлял собой закрытую беседку под куполообразной крышей, со всех сторон оплетенную диким виноградом. Вдоль стен стояли низкие восточные диванчики, а центр занимал такой же невысокий, но удивительно массивный стол. В темноте помещения Джулия все же различила на нем кипу нот и исписанных от руки тетрадей. Должно быть, Мануэль использовал беседку как свою творческую лабораторию. Она присела и машинально пролистала несколько из них. Почему родители не дали ей музыкального образования?
Тишина вокруг мягкой пеленой окутывала израненную душу; усталость и вино, помогая друг другу, смыкали ставшие вдруг непослушными веки, и, положив ноты на место, девушка задремала.
Трудно сказать, сколько она проспала, когда, проснувшись от легкого звука шагов, увидела на пороге женскую фигуру в простом белом платье.
— Так вот вы где! — зло обрадовалась Пайла. — Я вас давно ищу.
— И зачем же, если не секрет? — Джулия приподнялась. Уму непостижимо, что могло заставить Пайлу покинуть веселое общество и отправиться на ее поиски?
— Хочу поговорить с вами. Сядьте! — повелительным тоном, точь-в-точь как ее отец, рыкнула Пайла.
Джулия повиновалась, скорее от изумления, чем испугавшись, и села на прежнее место:
— Слушаю. О чем ты хочешь поговорить со мной?
— Вы по уши влюблены в моего отца, — заговорила Пайла, — и не отрицайте очевидного. Все признаки налицо, теперь я это вижу. Не думайте, у меня достаточно опыта, чтобы не ошибиться.
— Мои чувства тебя не касаются! — чуть не задохнулась Джулия, тем самым лишь подзадорив нахалку.
— Еще как касаются, когда речь идет о моем отце, — зло парировала она. — Это надо же, приехать сюда за ним из Англии!
Джулия остолбенела, судорожно хватая воздух онемевшими губами.
— Все не так, как ты думаешь, между мной и твоим отцом все кончено.
— Перестаньте выдумывать, меня не проведешь. Я вижу вас насквозь! — Белая фигурка отчетливо виднелась на фоне темного ночного неба, она дрожала.
— Не знала, что я настолько прозрачна, что и одежда не помогает, — вспылила Джулия, но вовремя одумалась. — Послушай, что мне сделать, чтобы ты мне поверила? Я не… Повторяю, между нами ничего нет!