Опасное решение
Шрифт:
Турецкий и женщины обеспокоенно поднялись из-за стола, когда он вошел. Танечка почему-то не спала, тоже, наверное, ждала дядю Филю. Но глаза были сонными.
– Ну? – настороженно спросил Турецкий.
– Выгляните в окно.
Александр Борисович кинулся к окну, а Лена с Таней выбежали на крыльцо и там застыли.
Между тем Филипп кинул на диван свернутую куртку Турецкого. Тот уставился на нее с изумлением, потом сделал шаг, нагнулся, хотел было уже взять в руки, но обернулся к Филе.
– Осторожно! – остановил Филипп. – Там любопытные
– Ты что, снял ее с него, что ли?
– Извини, что штаны не стал снимать. Может, у него что-нибудь венерическое… Ты ж не станешь их дезинфицировать? Тем более что они уже горят синим пламенем…
– Ну, ты – артист!
– Все правильно, сам рассказывал про систему Станиславского, а я – ученик прилежный, тебе известно. Пойду за девочками…
Достав из сумки Агеева тонкие перчатки, Александр Борисович натянул их на руки и очистил карманы своей куртки.
Ну, пистолет – понятно. В пакет и – в сумку. Документы – пока туда же. Телефонная трубка. Дешевая. Он включил меню, пробежал и нашел… ха-ха! Без обозначения абонента, просто цифра «один». А номерочек-то записан знакомый! Что ж, здравствуй, уважаемый и драгоценный Алексей Кириллович! Вот и встретились. И других доказательств твоей высокой «профессиональной честности» больше и не требуется.
А что там Филя задумал с мобильником?
Вошел Филипп, обнимая за плечи девочку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил:
– Слушайте, папаша, пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнуют эти глупости. Это горит не сажа, а полицейский участок, – и он поглядел с таким уморительным видом, что Турецкий расхохотался.
– А где Лена?
– Ша, папаша. Я попросил ее сбегать и посмотреть, как там горит. И не бегают ли призраки. Вроде не должны. Я постарался, чтоб было не больно.
– Ну, Филя… – Александр Борисович укоризненно покачал головой.
– Не надо, Саня, у меня к ним свой счет. Но я не варвар, я не люблю долго убивать. – Он увидел большие глаза Сани, показывающие на Танечку, которая внимательно слушала их. – Я говорю про рыбу, а ты про кого? Про курицу? Нет, кур я могу только в магазине покупать. Слушай, Танечка, а давай мы с тобой завтра, в самом деле купим курицу и сварим вкуснющую лапшу?
– Давай, – заулыбалась девочка.
– Вот и умница, а теперь – спать. Мама сейчас придет и посидит с тобой, пока мы с дядей Сашей поговорим, ладно?
– Ладно…
Похоже, подумал Турецкий, что с ней впервые говорят, как со взрослым человеком…
Прибежала запыхавшаяся Лена и, расширив глаза, стала рассказывать, что там собралась вся станица. Бушует так, что как бы у соседнего дома стенка не обуглилась, ее обливают водой из ведер, ждут пожарников, они уже выехали из Замотаевки. Кто-то пустил слух, что в доме остался человек. Хотя никто не может подтвердить.
– Да откуда? – сказал Филипп и посмотрел долгим взглядом на
– Хорошо. Филя, а не опасно?
– Нет, все под контролем, – он улыбнулся, и они с Турецким перешли на кухню, плотно закрыли дверь и затянули окно старенькой шторой. – Ну? – спросил Филипп, садясь.
– Давай, тебе и карты… – Александр Борисович положил мобильник и стянул с рук перчатки, передал Филиппу.
Агеев, посмотрел хитро на коллегу и сказал в трубку сердитым, хриплым от злобы голосом какую-то фразу – по-чеченски. Сделал паузу, передохнул и с сильным акцентом сказал уже по-русски:
– Слушай, генерал, все сделали, что сказал. Все горит, он – там, мы сваливаем. Помни! Не смей соврать!.. – и отключил телефон вообще. Даже сим-карту вынул и аккуратно уложил все это в целлофановый пакет, который нашел на полке.
– Ты уверен, что клюнет? – с надеждой спросил Турецкий.
– А как же!.. Ух, и горит… Наверное, и в этом есть свой основательный плюс.
– Какой?
– Саня, неужели неясно? Да теперь же у Вячеслава Ивановича нет пути назад, только – под венец! А Дусе больше некуда возвращаться, он не сможет ведь выгнать ее на улицу – погорелую свою. Так что, несмотря на урода родственника, у них теперь одна судьба…
– Знаешь, Филипп Кузьмич, я с каждой минутой уважаю тебе все больше и больше. Ты даже в полном дерьме умеешь увидеть синий цветочек радости. Пистолет и документы спрячь, а куртку я возьму, Зина постирает.
– Погоди, я думаю, на этом не кончилось. Уверен, еще сегодня или завтра рано утром примчится генерал, чтобы лично удостовериться. Можешь вынимать босса из объятий подруги и докладывать, что с минуты на минуту или с часу на час последует сердечное соболезнование из Астрахани по поводу горькой и безвременной утраты. Надо сделать так, чтобы московское горе тоже было искренним, но сюда ехать никому нельзя. Пусть теперь сам генерал отправляет в Москву «славные останки». Но, вообще, был бы полный абзац, если бы генерала с гробом встретили бы на вокзале Вячеслав Иванович в обнимку с Дусенькой – с одной стороны, и с тобой – с другой! Но это – хрупкая и недоступная мечта студента. Однако посоветуй им там, тем не менее. Вдруг пройдет?
– Ну да, а еще краше, если там же будет выстроен и почетный эскорт из парней ОМОНа. Нет, Филя, не дадут нам минуты торжества и славы… Погоди, а как же моя машина?
– Да чего ты волнуешься? Сгорела, поди. Ничего, генерал объяснит на фирме, что случились форс-мажорные обстоятельства. Вячеслав ему подскажет такую идею. Не станет же шурин его вешать расходы на несчастную вдову некоего Турецкого?
– А кто его знает?
– Сейчас спрошу. – Филя вышел из кухни, а вернувшись, кивнул: – Нет ее больше. Леночка видела, как она пылала синим пламенем. Красиво, говорит, никогда не видела, как машины горят. Но – страшно. Короче, ты – спать? Как всегда, на сеновале?