Опасное соседство
Шрифт:
Мы вышли с территории складов и мастерских — и двинулись к стене, постепенно растекаясь на свои позиции. Люди, не спавшие в ранний час, останавливались и ошеломлённо смотрели на нас. Десять больших пушек на лафетах медленно, но неотвратимо двигались к стене. Ударники с ручными пушками, обвешанные ящиками, и приданные им ополченцы — тоже с ящиками и всеми принадлежностями для стрельбы — неспешно расходились по направлению к своим позициям.
Остальные ополченцы, мужчины без оружия, женщины — все смотрели на нас со смесью удивления и надежды. Все дни осады я старался не обращать внимания на потухшие
Когда я поднялся на площадку башни, там уже были Кирилл и Котов, а ещё Ваня и несколько стражников с повязками на руках.
— Наши посыльные! — пояснил Кирилл насчёт последних в ответ на мой удивлённый взгляд.
Я пристроился на углу башни, прислонил пушку к зубцу, сгрузил поклажу — и принялся заряжать. Рядом избавлялся от груза приданный мне ополченец.
— Как тебя зовут? — поинтересовался я у помощника, осознав, что так и не сделал этого раньше.
— Дынев, — представился парень и кивнул, когда я представился в ответ (может я и «звезда», но напомнить не помешает).
— Слушай, как всё будем делать! — объяснил я ему. — Я стреляю, ты — берёшь банник. Я выстрелил — ты даёшь мне банник и тянешь снаряд. Я почистил ствол, кинул банник… Что смешного я сказал?
— Извини! — ответил Дынев. — Ты просто сказал почистить ствол и такое движение сделал… Ну, как будто ствол чистишь, ага…
Под моим взглядом парень смутился, покраснел и заткнулся.
— Почистил ствол!.. — я внимательно наблюдал за ополченцем, но тот сумел сдержаться и вновь не заржать. — …Кинул банник. Ты даёшь мне снаряд, забираешь банник и тут же тянешь вот тот инструмент с плашкой на конце… Да в нём-то тебя что насмешило?!
— Ну ты же им будешь снаряд забивать! — хихикая, пояснил мне Дынев. — Ну… Просто смешно, извини…
— Дальше ты берёшь вот это шило-пинцет и фитиль. И как только я снаряд загнал — протягиваешь их мне… — медленно закончил я и предупредил. — Только улыбнись, пошляк!..
— Не-не!.. — успокоил меня Дынев. — Я сама серьёзность!
— Вот и хорошо! — кивнул я. — Мне повторить?
— Нет, я всё запомнил! — заверил меня ополченец.
Не всё он, конечно же, запомнил… Но общий смысл усвоил, надеюсь. Блин, у нас последний шанс на победу над вышронцами, а он зубоскалит и пошлит — ну что за люди! Я же в серьёзные моменты не ржу… Хотя нет, иногда ржу. Но мне всё-таки можно!
— Сдвинулись! — сообщил Борборыч одновременно с раздавшимися за стенами звуками рога.
Я выглянул из-за парапета и внимательно посмотрел на врага. Вышронцы пришли в движение и втягивались в руины нижнего Мыса через проломы во внешней стене. Хаос и толчея на входе немедленно преобразовывались в ровные ряды на улицах города, идущие вперёд под мерный стук барабанов. Первые ряды несли толстые тяжёлые ростовые щиты, а все последующие прикрывались щитами поменьше. Среди рядов мелькали легкобронированные лучники, чей час сегодня ещё придёт. Или не придёт — смотря, как мы стрелять будем.
Да, врагов было вчетверо меньше, чем нас. Но я не обольщался на этот счёт — нас могли и смять… А
Я посмотрел на ополченцев на стене и понял, что не я один так думаю. Страх — вот что я видел в глазах бойцов. Поражение за поражением, удар за ударом — и при виде вышронцев люди начинали испытывать страх. И именно он был нашим худшим врагом. Это для спортсменов, что раз за разом идут на соревнования и проигрывают, поражение — всего лишь стимул стать лучше. Они так воспитаны, их так настроили на тренировках… А у большинства людей с каждым новым проигрышем мотивация только падает.
В глазах проигравших, победитель с каждой новой победой выглядит всё страшнее и страшнее. Монголы сверкают красными глазами, а у их коней носом дым начинает идти, викингские шлемы обрастают рогами, а римляне вообще плодятся почкованием прямо в кельтских лесах… Человек не может взять и признать, что есть в мире кто-то многократно сильнее его самого. Слишком сильно это рушит картину мира… И вот тогда подсознание начинает врага демонизировать, что становится отличным оправданием для страха.
Вот и вышронцев начинали демонизировать — хотя это были обычные средневековые ящерицы (обычней некуда!): не слишком сильные, не слишком ловкие, не сильно умные и не отличающиеся особыми талантами. Проигрываешь им раз, два, три, четыре — а потом берёшь и начинаешь побеждать. Но ты попробуй сохранить настрой, когда противник уже кажется грозным посланцем непобедимого бога войны…
— Готовимся! — скомандовал своим Борборыч и поднял руку.
Расчёты остальных больших пушек тоже принялись целиться, и кто-нибудь из наших то и дело поднимал руку, передавая приказ. Внизу вышронцы, прикрывшись щитами, медленно приближались к стене. До них оставалось ещё метров сто пятьдесят, когда Борборыч резко махнул рукой. Один из его бойцов сунул палочку в стоящую рядом жаровню, полную углей, дождался, когда та загорится — и поднёс к фитилю. Пламя с шипением сгорающего пороха скрылось в отверстии. Я засунул в уши матерчатые затычки и открыл рот.
Грохот первого выстрела раскатился вдоль стены и над руинами города…
Зафиксирован штурм поселения.
Что это там бухнуло? Фейерверки?
Облако дыма закрыло от нас панораму наступающего неприятеля. Потом раскатисто плюнула огнём вторая пушка, а за ней третья, четвёртая… Невозможно было понять, попали ли наши пушкари или нет, но крики из-за стены и радостно вопящие ополченцы на стенах, от которых дымом не закрывало открывшуюся картину, намекали, что выстрелы были удачны…
Чтобы рассеяться, дыму понадобилось несколько секунд, а когда я снова выглянул за стену, то даже меня передёрнуло от увиденного. Десяток ящеров из первого ряда и ещё пару десятков из следующих не спасли даже их толстые щиты. Игра встроила и приняла механику пушечного выстрела, но и её условности не смогли нивелировать ужасный урон. Каменная галька — это не идеально круглые шарики. Галька ассиметрична и ведёт себя непредсказуемо — особенно, когда сталкивается с препятствием. И дел она натворила немало…