Опасное желание
Шрифт:
Софи вздрогнула при слове «ублюдок».
– Да, ублюдка, – повторил Камерон. – Мы оба знаем позорную тайну моего происхождения.
– Не надо называть себя так. Правда состоит в том…
– Правда не имеет никакого значения, – перебил ее Камерон. – Я ничего не могу доказать. Как ты думаешь, кому поверит общество – мне или моему знаменитому единокровному брату?
Софи отвела глаза в сторону. Она знала, что Камерон не ждет ответа на свой вопрос.
– Неужели именно это заставило тебя вести столь постыдный образ жизни? Ты решил таким образом
Камерон издал смешок.
– Я давно уже убедился, что понятие чести существует только в книгах. Впрочем, как и пираты. Я живу по своим собственным правилам. И как оказалось, подобный образ жизни чертовски подходит для таких парней, как я.
– Я тебе не верю.
– Прости, что лишаю тебя иллюзий, но все, что я сказал, правда. Я отпетый негодяй. – Теперь в улыбке Камерона не было теплоты. – Но невзирая на свои представления о морали, я помогу тебе.
Софи нужно было время, чтобы справиться с противоречивыми эмоциями. Она медленно наклонилась и подняла с земли шаль.
– То, что ты наговорил Джорджиане, было ловким враньем, – наконец произнесла она. – Но даже если бы я хотела нанять тебя, у меня нечем было бы тебе заплатить. – Софи вдруг стало холодно, несмотря на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев, и она накинула на плечи шаль. – Спасибо, что ты вернул мне мамины серьги. Я действительно благодарна тебе, но…
Софи замолчала. Она убеждала себя в том, что была права, отвергнув этого человека много лет назад. По его собственному признанию, он превратился в человека, который недостоин любви и восхищения.
– Но будет лучше, – собравшись с силами, продолжала Софи, – если мы на этом прекратим общение. Послезавтра я возвращаюсь домой, и наши пути вряд ли еще когда-нибудь пересекутся. Я была рада узнать, что ты жив и здоров.
– Софи, я советую тебе принять мое предложение, – сказал Камерон и поспешно добавил: – Я сделал его не из альтруизма. По некоторым причинам мне самому хочется повнимательнее приглядеться к Дадли и его приятелям.
Софи тряхнула головой. Дело было даже не в постыдном образе жизни Камерона, а в том, что ей не хотелось подвергать его опасности.
– Ты и так уже не раз рисковал жизнью ради меня. Я никогда не прощу себе, если с тобой по моей вине что-нибудь случится.
Камерон загадочно улыбнулся.
– Уверяю тебя, я сумею позаботиться о себе. Мои друзья подтвердили бы это.
– О, Камерон, боюсь, у нас ничего не получится. Мы оба сильно изменились, – сказала Софи, коснувшись своих припухших от поцелуев губ.
– Прошу тебя, доверься своим инстинктам.
У Софи перехватило горло. Искушение отдаться на волю чувств было так велико. Рядом с сильным широкоплечим Камероном Софи казалась себе маленькой и слабой.
– Нет, – прошептала Софи, – я не могу позволить себе это.
Камерон отвернулся и сделал вид, что наблюдает за кружением пылинок в столбе солнечного света. Ветерок играл его длинными волосами.
– В таком случае, прощай, –
Вскоре его тень исчезла за деревьями.
– Прощай, – прошептала ему вслед Софи и смахнула катившуюся по щеке слезу.
Только глупцы пытаются вернуть прошлое. Того Камерона, которого она знала когда-то, больше не существовало, он превратился в фантом, смутное воспоминание. А человек, возникший из небытия, оказался брутальным незнакомцем.
– Прощай… – повторила Софи.
Глава 5
Камерон на пару секунд остановился в дверном проеме библиотеки и вдохнул запах воска, пергамента и старой кожи. Лампа отбрасывала мягкий свет на резные книжные шкафы, которыми было заставлено все помещение, на корешки книг в переплетах с позолоченным тиснением. Несмотря на свою беспечную наружность и кажущееся легкомыслие, Грифф был страстным коллекционером книг. Его лирические эссе о пейзажном дизайне пользовались большой популярностью и снискали восторженные похвалы экспертов в этой области.
Вздохнув, Камерон вошел в библиотеку.
Его друзья сидели за письменным столом, склонившись над альбомом с акварелями, на которых были изображены цветы. Услышав шаги Камерона, слегка заглушаемые лежавшим на полу пушистым восточным ковром, они подняли головы.
– Неужели кроме разведения коз ты, Коннор, увлекся еще и выращиванием розочек? – растягивая слова, проговорил вошедший. – Мне и в кошмарном сне не могло привидеться, что Волкодав когда-нибудь станет таким… нежным.
– Это акварели Элизы, – пояснил Грифф, гордившийся тем, что талант его молодой жены получил признание в художественном мире. – Их приняли на выставку, которая состоится в Королевской академии. Это не Коннор, а я выращиваю розы. На акварелях изображен розарий, который я разбил рядом с мастерской жены. – Грифф улыбнулся. – На языке цветов розы означают любовь.
– Недаром от их запаха у меня болит голова, – заметил Камерон и, подойдя к буфету, налил себе бренди.
– Похоже, в заднице Бладхаунда все еще торчит эта проклятая заноза, – заметил Коннор.
Грифф пожал плечами.
– Ничего удивительного. Он вечно таскается по каким-то помойкам, поэтому то лапу занозит, то задницу, – произнес он, а потом обратился к Камерону: – Может быть, хватит ощериваться и рычать на нас? Если тебе нужно сорвать на ком-нибудь зло, то пойди в другое место и возвращайся к нам, когда тебе полегчает.
Прежде чем ответить, Камерон сделал большой глоток бренди.
– Вообще-то я пришел, чтобы попросить вас об одолжении.
Эти слова нелегко дались ему. Камерон давно уже научился не поддаваться эмоциям – это помогало ему выжить. Даже в обществе друзей, «адских псов», он упорно скрывал свои истинные чувства за завесой цинизма.
– Мы слушаем тебя, продолжай, – сказал Грифф, небрежно присев на краешек стола.
Камерон был благодарен ему за то, что он произнес эти слова просто, без патетики.