Опасность на каждом шагу
Шрифт:
78
Впереди было еще несколько часов ожидания, поэтому я решил воспользовался перерывом, сдал кризисный телефон Неду Мэйсону и отправился навестить Мэйв.
Зайдя в палату, я заметил перемену: свежие хрустящие фланелевые простыни, свежие цветы в вазе, свежая пижама. Приятные мелочи, но почему они меня так пугают?
Мэйв не спала — смотрела Си-эн-эн, по которому крутили репортажи с нашей осады. Ну и где же «рождественское полено»? Я взял пульт, выключил телевизор и взял
— Привет, — сказал я.
— Я видела тебя по телику, — сказала она улыбаясь. — Ты такой красивый в этой униформе. На чьи крестины ты в ней заявился? Шоны?
— Крисси.
— Да, Крисси… — вздохнула жена. — Как там мой маленький Пип-Пип?
— Недавно ночью пришлепала ко мне, — сказал я. — Я забыл тебе рассказать. Мэйв, я столько забыл тебе рассказать, я…
Жена подняла руку и приложила палец к моим губам:
— Я знаю.
— Зря я столько пропадал на этой чертовой работе. Как бы я хотел…
Она взглянула на меня с болью.
— Не говори так, пожалуйста, — тихо сказала она. — Это ранит меня больше, чем болезнь. С самого первого дня я отлично знала, сколько ты работаешь. Это одна из причин, по которой я вышла за тебя. Я так гордилась, когда ты выступал перед прессой. Боже! Ты меня вдохновлял.
— А кто вдохновлял меня, как ты думаешь? — У меня на глаза навернулись слезы.
— Нет, только не заливай мои новенькие простыни. Погоди-ка. У меня есть для тебя подарок.
Мы всегда обменивались подарками в сочельник, где-то около трех утра — после того как соберем последний велосипед, или игрушечный паровозик, или еще какую-нибудь ужасную игрушку.
— Чур, я первый, — сказал я, вытаскивая из сумки коробку в яркой оберточной бумаге. — Давай я тебе помогу?
Я разорвал упаковку и показал Мэйв переносной DVD-проигрыватель и стопку дисков, которые подобрал специально для нее. Черно-белый «нуар», любимые фильмы Мэйв.
— Это чтобы ты не смотрела этот чертов ящик. Гляди, «Двойная страховка». Хочешь, протащу сюда «атомные крылышки»? Устроимся, как в старые добрые времена.
— Ты мой сказочный злодей, — сказала Мэйв. — А теперь моя очередь.
Она вытащила из-под подушки коробочку из черного бархата и подала мне. Я открыл коробочку — в ней была серьга. Простое золотое колечко. Я носил такую в конце восьмидесятых, в эпоху группы «Ганз-эн-Роузес», когда мы с будущей женой только встретились.
Я засмеялся. Потом мы оба от души расхохотались — это было так чудесно.
— Надень, надень! — кричала Мэйв сквозь приступы хохота.
Я продел серьгу в пустующую дырочку в левой мочке. Удивительно, но спустя двадцать лет она легко вошла.
— Ну, как я выгляжу? Полный отпад?
— Ты похож на хорошо одетого пирата, — сказала жена, вытирая редкую счастливую слезинку.
— Ар-р-р, подруга, — зарычал я, утыкаясь носом ей в шею.
Внезапно
— Я пролила родниковую воду, мама, — внезапно сказала Мэйв с ирландским акцентом, от которого пыталась избавиться всю жизнь. — Ягнята все в канаве, все.
Что это? О Боже, Мэйв, нет! Только не сегодня, не сейчас, никогда!
В палату вбежала Салли Хитченс, старшая медсестра. Она посветила Мэйв в глаза фонариком и проверила капельницу с обезболивающим.
— Сегодня утром доктор повысил дозу, — сказала Салли, а потом положила руку на лоб Мэйв, и та закрыла глаза. — Нам нужно понаблюдать за ней, пока она не привыкнет к лекарству. Майк, можно тебя на минуту?
79
Я поцеловал жену в лоб и вышел вслед за Салли в коридор. Медсестра посмотрела мне прямо в глаза. Плохой знак. Я сразу вспомнил о пугающих переменах в палате жены. Свежие простыни. Свежие цветы. Они к чему-то готовились.
Нет. Я не готов.
— Майк, мы уже близко к концу, — сказала она. — Мне жаль. Мне очень жаль.
— Сколько? — спросил я, посмотрев сначала на ковер в коридоре, потом опять на Салли.
— Неделя, — мягко ответила медсестра. — Но скорее всего меньше.
— Неделя?! — Я вел себя как капризный ребенок, даже сам это почувствовал. Она была не виновата. Эта женщина была ангелом сострадания.
— Ты должен приготовиться, хотя это и невозможно, — сказала Салли. — Ты прочитал книгу, которую я тебе дала?
В свое время она дала мне знаменитую книгу Элизабет Кюблер-Росс «О смерти и умирании». В ней описывались чувства умирающего: отрицание, гнев, торги, депрессия, принятие.
— Кажется, я остановился на этапе гнева, — сказал я.
— Придется двигаться дальше, Майк, — ответила она с легким раздражением. — Я тебе кое-что скажу. У меня здесь было несколько случаев, которые, стыдно признаться, почти не тронули меня. Ваш случай — совсем другой. Мэйв необходимо, чтобы ты был сильным. Пора смириться. И кстати, Майк… Классная сережка!
Я закрыл глаза и почувствовал, как от гнева и стыда кровь ударила в голову. Меня волнами пронзала бесконечная, невероятно сильная боль — казалось, она способна пробить грудь, как пушечное ядро, и остановить мир, оборвать жизнь во всей Вселенной.
Но это чувство прошло, как только в одной из соседних палат включили телевизор.
Нет, сегодня мир не остановится, подумал я, открывая воспаленные глаза и направляясь к лифту.
80
Выйдя из больницы, я позвонил домой. Трубку взяла Хулия.