Опасность предельного уровня
Шрифт:
Шкурник потянулся за следующей пачкой, но подобрал с пола банковскую упаковочную ленту, на которой значилась сумма, содержащаяся в пачке. Хотел сжечь, но остановил себя. И ленту в сторону отбросил. Пусть поймут, какая сумма им не досталась. Пусть волосы на себе рвут от жадности. Сто тысяч пройдут мимо их рук. Все упаковки надо оставить.
В дверь опять ударили. Звон в уши вошел.
Юрка Шкурник даже не обернулся. Ему смешны были потуги этих людей, стремящихся войти сюда и завладеть его ста тысячами баксов. Его ста тысячами... Ведь именно ради этого они и пришли сюда. Им очень хочется хорошо жить, им очень хочется
Новая пачка развернулась веером, легла с догорающими остатками первой пачки на бумаги и тряпки из вещмешков. Потом еще одна пачка... Вееры у Шкурника получаются красивые, в каждой банкноте видно лицо американского президента. И пусть он горит в этом пламени. Он обманул Табиба, поманив сладкой жизнью, и за это осужден на сожжение.
В дверь били и били. Раз за разом. С равными интервалами.
Противно завоняли горящие тряпки. Закашлялся уже не поднимающий голову Беслан. Пусть кашляет. От кашля у него изо рта кровь пошла. Это к лучшему, быстрее захлебнется и не будет долго мучиться. Не будет в дыму задыхаться, как задыхается Шкурник. В комнате никакой вентиляции нет. И дыму выйти некуда.
Пачка за пачкой разворачивалась веером и ложилась в пламя, чтобы уничтожить американского президента. Обманщиков следует уничтожать жестоко. До конца. Пачка за пачкой. Когда легла в костер последняя пачка, Шкурник услышал другой звук за спиной. Понял: это упала наконец-то труба, подпирающая дверь. Но сама дверь распахнулась не сразу. А когда она распахнулась, Шкурник сорвал с пояса две гранаты, кольца с них сдернул и радостно откинулся навзничь, чтобы встретить вошедших широкими объятиями. Он слишком поздно увидел, что в дверь никто не вошел. Только стволы просунулись, но тут же спрятались, потому что при свете костра гранаты в руках Шкурника было видно хорошо.
Шкурник хотел было подняться, чтобы обе гранаты за дверь бросить, но не успел... Взрыв грохнул...
Когда начали выбивать дверь, грохот поднялся основательный, способный повредить вечерней операции. И полковник Согрин, показав на глаза и уши, кивнул Кордебалету в сторону лестницы. Тот язык жестов отлично понял и сразу вышел из подвала. Из окон первого этажа контролировать улицу было трудно – мешали густые, вольготно и свободно разросшиеся без жестоких ножниц садовника декоративные кусты. Кордебалет поднялся на второй этаж. Оттуда всю улицу было видно хорошо в обе стороны. Но улица была пуста, как и заброшенные сады через дорогу. Удары снизу доносились, но здесь, в доме, они были не так слышны и вовсе не били по ушам и по мозгам вибрирующей волной. Все-таки подвал был достаточно глубокий и глухой, а подвальная лестница исполняла роль глушителя.
Чтобы проверить обстановку более основательно и исключить подозрения, Кордебалет даже в сад вышел и приблизился к забору дома Ахмата Хамкоева. Здесь звуки были едва-едва различимы, и невозможно было понять, откуда они идут.
Лаяла, грозно предупреждая о своем присутствии, собака. Наверное, та самая кавказская овчарка ментовского капитана. Но она от забора далеко. На цепи, похоже, у ворот сидит. Слышит все лучше людей, но сказать никому не может. Потом из подвала взрыв раздался. Глухой. Но тоже не все смогут понять, что это был взрыв, а главное, не смогут определить, где он раздался. Значит, особой тревоги в округе поднято не было. Снайпера, хочется надеяться,
3
Полковник Согрин категорически предупредил, что со снайпером работать будут только спецназовцы, имеющие опыт скрытного слежения несравненно гораздо более богатый, чем у «альфовцев».
– Не понял, отчего такое сомнение в наших способностях, – проворчал майор Султанов, впрочем, неуверенно.
– Мы же вам уступили право штурма подвала, – добродушно объяснил подполковник Сохно справедливое распределение ролей. – Там – вы опытнее и сильнее. А здесь – наша кровная деятельность, и вы можете нашего снайпера только спугнуть.
– Что-то я не заметил в подвале никакой уступки, – дополнительно проявил недовольство майор, желающий иметь возможность полностью включиться в работу, чтобы контролировать ее и в дальнейшем. Все сотрудники ФСБ любят осуществлять контроль, и от этого въевшегося в кровь принципа им бывает избавиться трудно, приходится порой через себя перешагивать.
– Как так? – не понял Сохно. – А кто ногами в дверь молотил? Я, что ли, или полковник Согрин. Там, простите, вы работали, громко и эффектно, здесь мы, тихо и эффективно – это решено.
Подполковник, похоже, слегка обижался, что хваленые «альфовцы» не сумели взять живым такую одиозную фигуру, как Юрка Шкурник, а он ведь им выложил его, как на блюдечке, готовенького.
– Если уж мы взяли на себя ответственность, то отвечать можем только за себя, – добавил полковник и тут же обосновал свое решение: – Подобные операции, как вы должны знать, выполняются обязательно малым числом сотрудников, потому что каждая лишняя тень способна объект спугнуть.
Майор вынужден был согласиться. Внутренне он чувствовал правоту спецназовцев. Скрытое слежение – это прерогатива разведки. А, например, психологическая обработка террориста, захватившего заложников, это уже сфера интересов «Альфы». У каждого подразделения есть свои сильные стороны, и не считаться с этим невозможно.
– Ну, хоть какая-то помощь от нас нужна?
– Нужна, – согласился Согрин. – Два человека пусть переоденутся в милицейскую форму и охраняют Хамкоева, чтобы не заиграл у него в голове нежелательный нам сквозняк. Один пусть с ним в дом войдет – это снайпера спугнуть не должно, второй улицу пусть контролирует, но так, чтобы снайперу его видно не было. Впрочем, там забор высокий, прикроет без проблем. Остальные пусть ищут себе транспортное средство с обязательным обозначением на бортах принадлежности к силовым структурам. Милицейская машина, машина военной комендатуры, просто военная машина... После того как мы снайпера «отпустим», вы должны несколько раз ему на глаза попасться. Это его будет волновать, и помешает следить за «хвостом», и одновременно успокоит, что его не останавливают. Маленькое введение в психологическое заблуждение.
– Просто так ездить? – не понял майор.
– Просто на скорости проезжайте мимо. Я буду сообщать, куда он движется. Такие вещи сначала действуют на нервы, потом заставляют успокоиться, потом опять на нервы, потом опять успокаивают... Лодка качается... Кого-то от этого тошнит – «морская болезнь», и скорее гонит к дому...
Майор Султанов вздохнул:
– Это сделаем. Но нам и самим хочется.
Он привык, что «Альфа» обычно самостоятельно работает, в соответствии с собственными планами и привычками, а остальные ей только помогают. И сейчас, сам выступая в роли помощника, майор чувствовал себя неуютно. И оттого даже не сумел сформулировать фразу, что именно самим «альфовцам» хочется.