Опасность предельного уровня

Самаров Сергей Васильевич

Навстречу Урусхану откуда-то лилась музыка. Но прекратилась, когда он оказался на третьем этаже. Еще два пролета лестницы. Теперь следует красться, как кошка. Урусхан много раз наблюдал за тем, как крадется кошка, и учился у нее этому искусству. Дверь открылась почти без звука, только замок щелкнул громко.

– Здравствуй, эмир, – сказал Руслан.

– Проходи. – Голос Джабраила

звучал почти торжественно.

Дверь в подъезде хлопнула. Снизу послышались шаги. Несколько человек идут. Сейчас Ибрагима увидят. Надо быстрее делать дело и уходить отсюда. Уходить, судя по всему, придется по трупам.

Сдержанные голоса внизу... Ибрагима увидели...

Один лестничный пролет... Последний... Джабраил уже пропустил Руслана мимо себя и сейчас будет дверь закрывать... Сейчас закроет...

– Эмир, – хрипло крикнул Урусхан, уже держа пистолет двумя руками перед собой.

Он выскочил на лестничную площадку как раз тогда, когда Джабраил обернулся и дверь на окрик оставил открытой. Но и Руслан, прошедший вперед, уже поворачивался с пистолетом в руках. Они выстрелили почти одновременно. Пуля угодила Руслану в голову, встречная пуля пробила верхнюю часть груди Урусхана.

– Успел, – облегченно вздохнул Урусхан, повернулся на звук торопливых шагов на лестнице и упал, не сумев узнать человека, который гнался за ним в Гудермесе. Да он и едва ли смог бы узнать того, кого видел только в темноте...

Джабраил попытался было дверь закрыть, но Сохно ногой ударил так сильно, что самого Джабраила отбросил вместе с дверью.

– Не надо, – сказал Сохно. – Больно бить... У меня нога прострелена... Этот стрелял...

Он показал стволом пистолета на лежащего без сознания Урусхана. И шагнул в квартиру. А следом за ним уже вламывались туда другие вооруженные люди. О сопротивлении никакой речи быть не могло.

Джабраил среагировал на появление интерполовцев спокойно, даже позволил себе улыбнуться с высоты своего роста.

– Что же... Заходите, гости дорогие. Я не совсем понимаю ситуацию, но вам она, наверное, более понятна, чем мне.

Сохраняя невозмутимое спокойствие, он прошел к креслу и сел перед синтезатором.

– Перевязать

надо, – услышал из коридора.

Урусхана, пришедшего в сознание, вводили в комнату, поддерживая за руки. Урусхан был в сознании и смотрел на Джабраила глазами преданной, но побитой собаки.

– Что случилось, Урусхан? Кто нас предал?

– Мне сказали, Руслана дважды видели с кадыровцами... Думаю, его купили...

Слова цедились из искривленного рта вместе с болью.

– Кто сказал тебе? – Джабраил делал вид, что его совсем не смущает присутствие стольких посторонних в квартире.

– Хромой... Я побежал... Еле успел... Завгат и Бурхан... Они их... – Изо рта Урусхана повалила розовая, окрашенная кровью пена.

– Значит, так, – задумчиво сказал Джабраил. – Ну, ладно, везите меня куда там следует. Я готов.

– Сейчас «Альфа» приедет, и вас повезут, – сказал Басаргин, ткнул ногой тапочку рядом с диваном и вытащил из-под него пистолет.

– А вы, значит, кто будете?

– А мы – сотрудники Интерпола.

– Хорошо. Подождем, – высокомерно согласился, как разрешил, Джабраил. – Тогда я, с вашего позволения, займусь пока музыкой...

Никто не возразил ему.

Пальцы композитора легли на клавиши синтезатора, и Джабраил начал играть. Он был уверен, что играет в последний раз в жизни, и потому играл так, как не играл прежде никогда, как не играл даже, когда был в лучшей своей форме. Музыка лилась и лилась из инструмента, мощная, сильная, трепещущая и трагическая...

Он сыграл все, что хотел сыграть. И даже несколько человек в бронежилетах и в кевларовых касках, что вошли в квартиру, не прервали его, пока он сам не остановился. Они тоже слушали.

– Что вы такое играли? – спросил Басаргин почти с восторгом.

– Это моя музыка... «Реквием по террористу»...

Он хотел сказать «Реквием по амнистии», но получилось другое. Против воли Джабраила получилось...

– «Реквием по террористам», – поправил его человек в кевларовой каске, расстегивая тяжелый бронежилет. – В Красногорске сейчас остальных с автобуса снимают... Террористов...