Опасности диких стран

Гофман Отто

Яхта между тем обогнула скалы передних гор и вблизи показался дом купца. Окрашенный красною краскою, с белыми окнами, с дюжиной хижин сбоку и большими амбарами спереди, он имел довольно привлекательный вид; на крыше, крытой березовой корой, развевался большой флаг, приветствовавший хозяина. Когда яхта приблизилась к частоколу, все домашние вскочили с радостными криками в лодки и поплыли навстречу давно ожидаемым путешественникам.

Странные это были люди, с длинными желтыми щетинистыми волосами, в меховых куртках и камзолах; Стуре казалось, при виде их, что он попал в иной мир. Это впечатление еще усилилось, когда он ступил вместе

с другими на землю; вдруг он увидел девушку, которая поспешно прибежала на берег, обвила обеими руками шею Ильды и покрыла ее поцелуями и ласками.

— Бог помощь, милая Гула, — сказала дочь купца. — Как тебе жилось?

— Хорошо, Ильда, прекрасная сестра моя, — отвечала девушка с нежностью. — А вы все здоровы, и ты, и Густав?

— Все здоровы, Гула. Густав вернется с яхтами. Был большой улов, мы очень радовались. Но я вернулась не одна, — продолжала она, заметив подле себя Стуре. — Мы привезли с собой гостя, датского господина, он будет жить у нас.

Гула подняла голову и озадаченно посмотрела на иностранца; черные большие глаза ее выразили бесконечное удивление и со смущением глянули в сторону. Стуре тоже смутился, он совершенно иначе представлял себе эту девушку лапландку, о которой уже слышал. За исключением миссионера, пастора Горнеманна, все норвежцы, с какими он до сих пор встречался, рассказывали ему о лапландцах с таким отвращением, что он представлял себе это несчастное племя созданиями, обиженными природой, близкими к обезьяне, внушающими ужас и отвращение своим безобразием. Но Гула не оправдывала этого предубеждения. Она была мала ростом, но необыкновенно изящно сложена. Темная юбка плотно обтягивала бедра, а стан скрывался в куртке из тюленьей шкуры, обшитой белым пухом северных морских птиц. На шее висела цепь из монет, а блестящие черные косы, переплетенные темно-красною лентою, низко свешивались по спине.

Таким образом, несмотря на желтоватый цвет лица, она имела вид прехорошенькой молодой девушки.

Купец тоже поздоровался с Гулою и расхвалил ее за найденный порядок; потом, весело шутя, он повел своего гостя в дом, в большую низкую комнату, где, стоял уже накрытый стол. Обед был роскошный, и все так усердно за него принялись, что разговоры смолкли. Только когда хозяин осушил последний стакан вина с водой, разговор стал оживленнее и естественно обратился скоро к будущему, которое предстояло Стуре.

— Теперь вы узнаете, — сказал Гельгештад, — как живут в доме норвежского купца. Вы мне будете по-

могать в разных делах, в добывании трескового жира, в амбарах, в торговых сделках с рыбаками и другими соседями. При этом учитесь, вот в чем вся суть.

— Я вижу, что должен учиться, — возразил Стуре, — дайте мне работы, сколько хотите.

— Ну-у, — сказал Гельгештад, — будьте деятельны, и все пойдет лучше, чем вы ожидаете. Когда вернется Густав, мы поговорим об этом подробнее. Теперь нам надо присмотреть за выгрузкой бочек из яхты; печень надо положить под прессы.

Стуре сейчас же собрался и скоро принялся вместе с Гельгештадом за работу на яхте и в амбаре. Они работали вплоть до вечера. Яхта значительно опустела, и Гельгештад весело пожал руку своему прилежному помощнику.

— На сегодня будет, — воскликнул он. — Теперь хорошо посидеть у теплой печки, со стаканом в руке. Не правда ли?

Они пошли домой и вошли в уютную комнату, устланную большим ковром из оленьих шкур.

После ужина Гула подала всем голландские

глиняные трубки и стаканы с пуншем. Она умела при этом так внимательно и расторопно всем услуживать, что Стуре невольно высказал купцу несколько вежливых замечаний по поводу ее милых манер.

— Ваши похвалы моей маленькой Гуле вполне справедливы, — сказал Гельгештад. — Я должен подтвердить, что она славная девушка. Я бы хотел иметь возможность доказать ей свою любовь; но думаю, что она это и так знает. Не правда ли?

— Да, господин, — отвечала Гула тихо. — Я знаю, что ты меня любишь, что и все меня любят, знаю тоже, как многим я тебе обязана.

— Ну-у, — сказал Гельгештад, пуская большие клубы дыма, — ты редкость, какой не найти во всей Лапландии; лапландцы самые неблагодарные существа, какие только создал Господь.

— Позвольте, — возразил Стуре, — мне кажется, что им и не оказывают таких чрезвычайных услуг, которые бы могли возбудить в них благодарность.

— Ого! — воскликнул купец, — вы, кажется, вбили себе в голову хвалить этот народ.

— Я его не хвалю, — сказал Стуре, — но зачем же мне его бранить и проклинать? Гула тоже дочь этого заброшенного народа, но с помощью вашего воспитания стала же она и добра, и разумна; почему же не быть и другим такими же, как она, если только добрые люди сжалятся над ними?

В глазах Гулы блеснула невыразимая благодарность. Ильда взглянула из-за прялки, и взор ее внимательно остановился на Генрихе, но Гельгештад допил свой стакан и, с сожалением оглянув дворянина, воскликнул:

— Ну-у, вы говорите точно пастор, но скоро вы перемените ваше мнение, когда с ними поближе познакомитесь, а за этим дело не станет. Оставим это, — продолжал он уклончиво, когда заметил, что Стуре намерен возражать, — не будем себе портить веселого настроения. Притом, уже пора спать. Завтра опять рабочий день.

После всеобщих пожеланий «спокойной ночи», он свел своего гостя на верхний этаж, где стояла в маленькой чистой комнате большая кровать с периной.

— Спите с миром! — сказал он и запер за собой дверь.

Стуре погрузился в мягкий пуховик, и скоро им овладел глубокий сон, не покидавший его до самого утра, когда яркие солнечные лучи, наконец, разбудили его.

Подобно этому первому дню, в гаарде прошли и все последующие в труде, чередующемся с отдыхом. Настало первое воскресенье. Стуре был рад, что, наконец, можно прожить день без счетных книг и трески. Накануне вечером хозяин пригласил его ехать в церковь.

— В Лингене пастор Гормсон будет говорить благодарственную проповедь по поводу богатого улова на Лофоденах, — сказал он. — Вам следует сопровождать нас туда, господин Стуре. Там вы увидите всех добрых людей и здешних, и дальних. Необходимо для вас завести как можно больше знакомств.

Приглашение нельзя было не принять. В церковь поехали все за исключением Гулы, которая должна была стеречь дом; выехали еще с рассветом и прибыли только после тяжелого двухчасового плавания. Стуре в своем красивом зеленом суконном камзоле с золотым шитьем возбудил всеобщее внимание; кое-кто смотрел на пришельца с неудовольствием и недоверием, но рекомендации Гельгештада было достаточно для большей части прихожан, которые приветливо пожимали дворянину руку и приглашали к себе в дом. При таком приеме Стуре скоро освоился с окружающими и так развеселился, что на возвратном пути все время шутил со своими хозяевами, которые не уступали ему в веселости.