Опасные игры

Мэрфи Уоррен

Римо рассмеялся:

— Тогда поехали. Не будем огорчать наших русских хозяев.

Они сели на заднее сиденье, безуспешно пытаясь не слышать русского экскурсовода, превозносившего прелести жизни в коммунистическом государстве, пользуясь мегафоном, мощности которого позавидовал бы владелец любого нью-йоркского дискоклуба.

— Я не против комиков Карла Маркса, — сказал Римо Джози, — но такая громкость — это уже слишком.

— Он потому так орет, чтобы ты не заметил очередей у магазинов и как плохо одеты люди.

Римо посмотрел в окно и

понял, что Джози права. Городской пейзаж напоминал старую кинохронику времен Великой депрессии в Америке. Одежда на людях была мешковатая и уродливая.

— Как в черно-белых фильмах, — сказал Римо. — Ужас.

— В Америке тоже хватает ужасов, — заметила Джози. — Мой народ выглядит точно так же. Может быть, люди, которых все время подавляют, которым говорят, чтобы они знали, так сказать, свое место, во всем мире выглядят одинаково.

— Давай не будем, — ответил Римо. — Хотя бы потому, что я в это не верю. Но если бы даже так и было, я в этом не виноват. Я не участвовал в событиях возле какой-нибудь там Раненой Лодыжки, или как оно там у вас называется, по поводу чего твои соплеменники так любят жаловаться.

Джози хотела было возразить, но тут экскурсовод своим громким баритоном с прекрасным произношением объявил, что они прибыли в Третьяковскую галерею, один из величайших музеев мира, и что все должны выйти из автобуса и в течение двадцати минут совершить осмотр галереи.

Когда они поднялись, чтобы выйти из автобуса, Римо сказал:

— А теперь мы смоемся.

— У нас будут неприятности, — предостерегла Джози.

— Не-а, — сказал Римо. — Мы вернемся в деревню раньше них. А если кто-нибудь спросит, просто скажем, что потерялись.

— Ну, если так, — согласилась Джози.

Выйдя из автобуса, толпа спортсменов повернула вслед за экскурсоводом налево, а Римо и Джози — направо и, перейдя дорогу, направились к магазинам. И тотчас же Римо почувствовал, что за ними следят, но решил не говорить об этом Джози.

— Может, нам не следует этого делать? — сказала она. — А нас не арестуют или что-нибудь в этом роде?

— За то, что будем просто гулять, вряд ли, — ответил Римо.

В витрине он увидал отражение следовавших за ними двух мужчин. На них были яркие цветастые рубахи и провисшие на коленях брюки.

Римо втащил Джози в какой-то магазин. Они стали у прилавка, разглядывая значки с изображениями Ленина и героев трактористов, — и уже через несколько секунд в магазин вошли те двое.

Римо заставил Джози пригнуться за прилавком. Затем, когда двое протопали мимо с другой стороны, быстро потащил ее к двери, и они выскочили на улицу.

— К чему все это? — спросила она.

— Просто, чтобы избавиться от хвоста, — ответил Римо.

Миновав три магазина, они зашли в четвертый. Там тоже продавали значки: с изображением героев-трактористов и Карла Маркса. Пару минут они дожидались, пока те двое в цветастых рубашках пройдут мимо, и Римо удивился, что за целых две минуты никто из работников магазина не обратил на них никакого внимания и не стал досаждать

им, предлагая свои услуги. Возможно, и в коммунизме можно найти нечто положительное, подумал он.

Выйдя на улицу, они свернули за угол налево, на Большую Ордынку. Через полквартала они наткнулись на нечто, напоминавшее кафе, и вошли.

Официантка в длинном черном платье, которое делало ее похожей на штатную плакальщицу из похоронной конторы, в конце концов поняла, что они хотят кофе, но, даже наливая его из старого фарфорового кофейника, продолжала, вывернув шею, пялиться на этих двух явно иностранных посетителей.

— На нас смотрят, — сказала Джози.

— Если и смотрят, — ответил Римо, — то только на тебя, потому что не могут оторвать от тебя глаз.

Она взяла его руки в свои и проговорила:

— Ты прелесть.

И Римо подумал, назвала ли бы она его прелестью, узнав о том, чем он занимается последние десять лет своей жизни и сколько на его счету трупов.

— А почему ты занимаешься бегом? — неожиданно спросила Джози. — Судя по тому, как ты работал на бревне, ты мог бы победить в любом виде спорта.

— Не знаю. Наверное, потому, что в беге есть что-то такое особенное, — ответил Римо.

— О тебе ходят разговоры, ты знаешь? — спросила она.

— Обо мне?

— Да. Говорят, что ты какой-то странный. Странно одеваешься, странно себя ведешь и...

— А ты что думаешь? — перебил Римо.

— Я уже сказала. Я думаю, что ты прелесть. И странный.

— Значит, я и правда странный. Почему нам не несут кофе?

Он перевел взгляд на стойку как раз в тот момент, когда в кафе вошли двое военных. Оглядевшись вокруг, они уставились на Римо и Джози.

— Вот нам и сопровождающие, — сказал Римо и, почувствовав, как напряглись пальцы Джози, добавил: — Не волнуйся. Просто еще одна бдительная советская официантка выполнила свой долг.

Военные подошли к их столику, и один из них сказал:

— Извините, пожалуйста. Вы из олимпийской команды?

— Да, — ответил Римо.

— Вам не положено одним выходить из Олимпийской деревни, — сказал военный.

Говоря, он не сводил глаз с груди Джози. Второй столь же откровенно глазел на ее красивое лицо.

«Каждому свое», — подумал Римо и вслух сказал:

— Мы потерялись.

— Мы вас проводим, — сказал военный.

— Спасибо, — ответил Римо и помог Джози встать из-за стола. Затем повернулся к официантке, улыбнулся и, помахав ей рукой, крикнул. — Чтоб ты отравилась, сука!

Последовав за военными, они вышли на улицу, где их тотчас же затолкали в армейский «газик» на заднее сиденье.

У главных ворот Олимпийской деревни их из рук в руки передали агентам службы безопасности. Агенты потребовали у них назвать свои имена, Римо назвался Авраамом Линкольном, а Джози сказала, что ее зовут Сакаджавея Шварц.

Агенты старательно записали имена, после чего уточнили правильность написанного. Римо сказал, что написано на «три с плюсом», и они с Джози прошли в ворота.