Опасные иллюзии
Шрифт:
Несмотря на поздний час, навстречу им вышел Джонатан. Ему было не привыкать к ночным бдениям. Лет двадцать назад Хартстридж принял знамя у стареющего отца. Неизменный и неприступный, как лондонский Тауэр, и такой же надежный. Когда Джонатан был молодым, его младшая сестренка влипла в весьма неприятную историю. Риган вовремя пришел на выручку, но после того случая Джулия с родителями сразу уехали из Ньюкасла, а Хартстридж остался. И с тех пор ни разу не подводил.
Увидев рядом с ним гостью, Джонатан не изменился в лице.
– Добрый вечер, сэр,
В Хартстриджа были встроены врожденное обаяние и уникальная память на имена. Он не рассыпался в комплиментах, не льстил и крайне редко улыбался, но, попадая в сферу его чуткости, человек чувствовал себя на удивление нужным. Если не центром Вселенной, то очень близко к этому. Сам Джонатан предпочитал оставаться незаметным – истинный серый кардинал Эванс-Холла.
– Ей нужна отдельная комната, – улыбнулся Риган, предвкушая реакцию, которая не заставила себя ждать. У Джонатана дернулась бровь – величайшее проявление эмоций в его исполнении.
– Как скажете, сэр.
– Мне не нужна комната! – огрызнулась Уварова. – Я голодна и хочу домой. И я не преступница.
– У нее сложный период в жизни, – приложив ладонь к губам, прошептал Риган. – Я найду, чем ее покормить.
Хартстридж покачал головой, принял из рук Уваровой плащ и степенно удалился.
– Джонатан хороший и добрый малый. – Риган улыбнулся уголком губ и протянул девушке руку. – Он здесь всем заправляет. Если тебе не понравится запах фиалок в спальне – это к нему. Не уверен, что в спальнях есть фиалки, и здорово устал от церемоний, поэтому, пока тебе готовят комнату, мы поужинаем. Заодно я все объясню.
Уварова демонстративно скрестила руки на груди.
– Кандалы отменяются? – Несмотря на излишнюю серьезность, чувство юмора у нее было в порядке.
– Только попроси, солнышко.
На кухонном пространстве Эванс-Холла можно было разместить театральную сцену. Шкафы с многочисленной посудой, рабочие поверхности и столы для готовых блюд. На памяти Ригана, ни разу всю эту роскошь не пришлось задействовать полностью: приемов он не давал и открытых вечеринок не устраивал. Эванс-Холл стал для него норой, в которой можно отсидеться и зализать раны, напиться в хлам и крушить все, что попадется под руку.
Уварова села у дальнего стола, устроенного на манер барной стойки, облокотилась на него и закрыла глаза. Огромный холодильник был забит продуктами и полуфабрикатами под завязку: Джонатан заботился о том, чтобы во время пребывания в Ньюкасле Риган ни в чем не нуждался. Покопавшись на полках в поиске «чего-нибудь попроще», он обнаружил замороженные овощи. Сковорода обитала в одном из многочисленных ящиков, и спустя минут пять мысленных ругательств Риган, заглянув во все подряд, узнал, в каком именно. К тому времени Уварова уже успела задремать. Он высыпал в посудину содержимое пакета, залил маслом и закрыл крышкой.
– Я готовлю. Этот день войдет в анналы моей жизни… – Риган устроился на соседнем
Ему нравился не столько сокращенный вариант ее имени, сколько ее трогательное недовольство. Сейчас маневр остался без внимания – она взвилась вихрем и вцепилась пальцами в белокурые волосы.
– Я должна вернуться! Должна отдать подвеску… Я не прощу себе, если с моими близкими что-то случится!
Риган резко поднялся и оказался с ней лицом к лицу.
– Хочешь, чтобы они отправились следом за рыжим?
Прозвучало жестоко, но Уварова снова была на грани: той, что хрупкой преградой отделяет отчаяние от безумного страха. Позволить этой преграде рухнуть он не хотел.
– Нет, – она побелела, губы задрожали.
Он кивнул и указал на стул. Уварова покорно села и устало посмотрела на мужчину. В ее глазах застыл невысказанный упрек, и звучал он в переводе с ментального приблизительно так: «Это ты не позволил вернуть подвеску назад! По твоей милости меня посадят за решетку. Из-за тебя мои родные сейчас места себе не находят, а начальник считает воровкой!»
Отчасти это было правдой. В двадцатом столетии вещица прошагала долгий путь именно с ним. Риган не представлял, как объяснить дамочке, что эта штука уже натворила, а главное – что еще может натворить. Надо было сразу расплавить проклятую дрянь, а остатки вышвырнуть в Амазонку.
– То, что лежит в твоей сумке, – ключ к древней и очень опасной цивилизации, – произнес Риган. – Пока что я не представляю, кому он понадобился и зачем, но я это выясню.
Агнесса посмотрела на него как на сумасшедшего и прижала сумку к груди.
– Мне надоели ваши игры, Эванс. Я должна вернуть подвеску. Мне не нужны ни цивилизации, ни новые металлы, ни заговоры. И вообще – держите свои руки и другие части тела от меня подальше!
Прозвучало двусмысленно, а память тела мгновенно отозвалась на этот намек.
– Правило выживания номер два – вытекает из твоей возмущенной тирады. – Риган хлопнул ладонями по столу. – Если очень хочется что-то сделать, подумай об этом пять минут. У меня оно не всегда работает, но должен же я был сказать. Тем более что точку невозврата мы уже прошли.
– Мы?!
– Именно так.
Она отвернулась и стала рассматривать столешницу. Неизвестно, о чем эта женщина сейчас думала, но Риган не спешил нарушать молчание. На нее сегодня и так много свалилось. Такое не каждый крепкий мужчина выдержит.
– И я… не смогу вернуться домой? – дрожащим голосом спросила Уварова. От ее воинственности не осталось и следа. Она сжимала сумку, как щит, но губы подрагивали от напряжения и сдерживаемых рыданий. – Что же мне тогда делать?
– Сейчас есть, а потом идти спать. – Риган пожал плечами. – Завтра будет видно.