Опасные клятвы
Шрифт:
— Потому что я еще не убил тебя, — спокойно говорю я ему. — Ты был бы сейчас просто мясом на полу, если бы у меня не было причин считать, что мир нужно попытаться сохранить, ради Марики, если не больше. Но если ты не уйдешь меньше, чем через минуту, я могу передумать.
На мгновение я задумываюсь, не собирается ли он остаться при своем мнении и вынудить меня решать, стоит ли идти до конца или нет. Он смотрит на меня несколько секунд, в воздухе вокруг нас висит напряжение, а затем он машет своим людям.
Я жду, когда они уйдут, прежде чем подняться наверх. Я знаю, что это глупость, знаю, что Марика не поддастся на
С ней у меня было что-то такое, о чем я не мог даже мечтать. Я хотел той жизни, которую пытался нарисовать для нее, той жизни, которая, как я видел, разворачивалась для нас, и теперь я знаю, что она тоже этого хотела. Это еще больше похоже на пощечину - знать, как близко мы оба были к тому, чего не знали, что хотим, и потерять это таким ужасным образом.
И она, и я совершили ошибки. Но даже я вижу, что мои ошибки выходят за рамки того, в чем я могу ее обвинить.
Я поднимаюсь по лестнице по двое, страстно желая увидеть ее, попытаться исправить ситуацию любым доступным мне способом. Я позволю ей кричать на меня, ругаться, бить меня, если она захочет. Я позволю ей разглагольствовать об ошибках, которые я совершил, и о том, как я причинил ей боль, столько, сколько ей будет нужно, ничего не говоря о том, как она меня обманула. Я не буду пытаться притворяться, что ее не подталкивали к невозможному выбору я, ее брат, Адрик.
Все мужчины в ее жизни.
Прошло совсем немного времени, прежде чем я понял, что готов сделать все, что ей нужно, если это даст нам шанс исправить то, что пошло не так в нашем браке. Во всем.
Дверь в спальню, что неудивительно, заперта. Я был бы еще больше шокирован, если бы узнал, что она не пыталась запереться от меня.
— Марика. — Я стучу костяшками пальцев по двери, делая глубокий вдох. — Марика, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Что бы это ни значило, я понимаю. Я выслушаю все, что ты скажешь. Но, пожалуйста...
Воцаряется тишина. Нетрудно понять, почему. Я медленно выдыхаю, сдерживая свое разочарование. Выпустив его наружу, я только ухудшу наши отношения, это лишь подчеркнет то, в чем она меня уже обвинила. В неумении держать себя в руках. Позволил своему гневу взять верх. Позволил разрушить то, что у нас было.
Вместе с любым шансом на то, что мы сможем все исправить.
— Марика, клянусь, все, чего я хочу, это поговорить. Ты можешь начать первой. Я буду слушать, прежде чем скажу хоть слово. Ты можешь ударить меня, если тебе от этого станет легче. Что угодно, пожалуйста, поговори со мной. То, что сказал твой брат... — Я чувствую, как в моем нутре медленно разгорается паника при мысли о том, что она может отказаться говорить со мной снова. Что она может уехать завтра утром, так и не сказав ни слова. Что то, что произошло сейчас в гостиной, может стать нашим последним разговором.
Невозможно поверить, что еще два дня назад я думал об именах для наших будущих детей, представлял все способы их зачатия, планировал, как мы с Марикой проведем дни, оставшиеся нам вдвоем, до того, как станем родителями. У меня было целое будущее, и оно разбилось в один миг.
Как и мое сердце, и ее тоже, начинаю думать я.
— Марика. — Я прислушиваюсь к любым звукам в комнате, которые могли бы подсказать мне, что она делает. Плачет ли она, принимает
И через мгновение я начинаю беспокоиться о вещах похуже. О более темных вещах.
Окно находится слишком высоко, чтобы из него можно было выбраться, но если бы она была достаточно отчаянной, она могла бы попытаться. Если бы она хотела сбить меня с толку, сказав, что уйдет завтра утром, а сама планировала сбежать прямо сейчас. Возможно, ей будет все равно, доберется ли она вниз целой и невредимой. Или…
Я не могу думать о том, что еще могло случиться. Мысль о том, что Марика могла намеренно причинить себе боль из-за всего этого, слишком тяжела для меня. Я никогда не смогу простить себя, если все это именно так.
И уж точно я никогда не прощу Николая.
Когда она не отвечает, когда я зову ее еще два раза, а из комнаты по-прежнему не доносится ни звука, у меня не остается выбора. Двери в этом доме из тяжелого дерева, и выбить их нелегко, но во мне осталось достаточно ярости и разочарования, чтобы это было не так сложно, как могло бы быть. Я бью ногой по двери, пока она не распахивается, толкая ее достаточно далеко, чтобы попасть внутрь, и дико оглядываю комнату.
Марики не видно. В комнате пусто и тихо. Нет никаких признаков того, что она собиралась, ее чемоданы даже не вытащены, а кровать ровная и все еще заправлена. Она не дремала. Я не слышу звука работающего душа, но все равно врываюсь в ванную, не обращая внимания на то, что ей может понадобиться уединение. Неважно - там тоже пусто.
Когда я оборачиваюсь, то вижу открытое окно в дальней части спальни. Еще не подойдя к нему, я понимаю, что увижу шаги по грязи, оставшейся после прошедшего ночью дождя. Я ожидаю увидеть маленькие отпечатки босых ног Марики.
Вместо этого я вижу следы тяжелых ботинок, а рядом с ними - колею, как будто кого-то тащили.
Резко развернувшись на каблуке, я бросаюсь вниз по лестнице. Я выкрикиваю имя Финна еще до того, как добегаю до входной двери, кричу на крыльце, как сумасшедший. Он появляется из-за угла, смяв брови в замешательстве, и смотрит на меня так, будто я сошел с ума. Наверное, так и есть.
— Что, черт возьми, происходит, босс?
Я перевел дыхание, чувствуя, как меня охватывает тяжелый страх.
— Марика пропала. Где Адрик?
24
МАРИКА
Из всех возможностей, которые я могла представить себе между тем, что произошло в кабинете Тео, и тем, что происходит сейчас, такой не было.
Я и представить себе не могла, что меня утащит Адрик, все еще достаточно сильный, чтобы сделать это, несмотря на пытки, которые он явно перенес, одетый в черные брюки-карго и футболку, явно украденную, поскольку она немного велика даже на его мускулистом теле, и я не думала, что он проигнорирует мои мольбы отпустить меня. Его широкая рука обвивает мои волосы, когда он толкает меня к пошарпанному джипу, звякая ключами в другой руке.