Опасные клятвы

Джеймс М. Р.

Я понятия не имею, какими средствами они располагают, чтобы найти меня. Мне никогда не рассказывали о таких вещах, я не располагаю информацией, и это злит меня, злит тем, что многое в мире, в котором мне приходится жить, скрывается от меня, потому что я дочь, а не сын, что многое в моей жизни решается за меня, что мне раз за разом навязывают выбор, который снова и снова разрушает мои шансы на счастье.

Мне кажется несправедливым, что из-за того, что я родилась дочерью, я должна подчиняться прихотям всех окружающих. Меня подвергают жестокому обращению, держат на коротком поводке и говорят, что я должна быть благодарна за то, что

в результате этого я могу позволить себе роскошь.

Я думаю, что предпочла бы быть сама по себе, борясь с трудностями и имея возможность делать свой собственный выбор.

Я долго сижу так, голова болит, глаза горят от слез, которые я уже не могу выплакать. Из-за стресса я не хочу есть, и это небольшое благословение, но мне все еще хочется пить, во рту пересохло. Я не надеюсь, что Адрик принесет мне воды, впрочем, как и всего остального, что мне может понадобиться.

Через некоторое время дверь в подвал снова распахивается, впуская солнечный свет и свежий воздух, и я вдыхаю его, прежде чем дверь снова плотно закрывается. Я слышу тяжелые шаги Адрика, прежде чем он дергает за цепочку, прикрепленную к лампочке, и этот яркий свет снова некомфортно давит мне на глаза.

— Вот. — Он подносит чашку к моим губам, и я не сразу понимаю, что он действительно принес мне воды.

Я не беспокоюсь о своем достоинстве и не даю ему шанса насладиться тем, что он его отнял. Я наклоняю голову, чтобы вода попала мне в рот, и так радуюсь напитку, что сначала не замечаю, что он теплый и несвежий. Да мне и неважно, я вообще не ожидала воды, не говоря уже о чем-то холодном и свежем.

Пока я пью, я позволяю своему взгляду скользить по нему. Я пытаюсь сделать так, чтобы казалось, что в этом есть какое-то желание, что я борюсь с тем, что чувствую к нему, чтобы он не понял, что я пытаюсь понять, есть ли какой-то способ избежать этого. Не думаю, что он пришел сюда, чтобы дать мне воды. Ему нужно что-то другое, плата за маленькую доброту или просто потому, что он может. В том, как он смотрит на меня сейчас, нет любви, и, видя его таким, подсчитывая моменты, когда я сомневалась в этом раньше, с тех пор как рассказала ему о Тео, я начинаю сомневаться, любил ли он когда-нибудь по-настоящему.

Я не могу поверить, что тот, кто любил меня, когда-либо, в любой момент, мог сделать со мной что-то подобное. Даже если наказание Тео было ужасным, оно не было таким.

Мой взгляд скользит по прессу Адрика, опускается к его бедрам, и тут я вижу это.

У него на бедре нож, засунутый в тонкую кобуру, прикрепленную к нейлоновому ремню, продетым через брюки. Я моргаю от удивления, никогда не видела, чтобы он носил его раньше, а он ловит мой взгляд, и на его губах появляется ухмылка.

— Тебе интересно, зачем я принес его сюда? — Он забирает стакан с водой, прежде чем я успеваю отпить из него еще глоток, отставляя его в сторону наполовину полным, и я не могу остановить свой язык, прижатый к крыше рта, высасывая последнюю влагу. Тех нескольких глотков, которые мне удалось сделать, оказалось недостаточно.

Я смотрю на него с немым укором, отказываясь отвечать. Ухмылка не исчезает, когда он освобождает нож - темного цвета лезвие с зазубренным краем и черной рукояткой. Он проводит острой стороной ножа по пальцу и смотрит на меня, когда ухмылка переходит в оскал.

— Я мог бы раздеть тебя любым способом, — медленно говорит он, поворачивая острие ножа к кончику пальца. — Я мог бы просто

быстро срезать все ножницами. Черт, мне даже не нужно раздевать тебя, я мог бы просто поднять твое платье и стянуть трусики, и иметь тебя так. Но я думаю, что так будет веселее.

Я вздрагиваю, когда он подходит ближе, и острие ножа упирается в мою грудь в узком вырезе свободного декольте.

— В любом случае, это выглядит как мешок, — презрительно говорит он, оглядывая платье, которое я только что надела, прежде чем спуститься вниз. — Удивительно, что я смог не снять его раньше, глядя на тебя в этом.

А потом он берет в руку кусок ткани и начинает тянуть лезвие вниз.

Оно острое, до ужаса острое. Ткань плавно расходится, как только он скользит по ней, разрезая платье посередине. Адрик с размаху рассекает нижнюю часть подола и позволяет ему распахнуть платье, которое падает в обе стороны, обнажая мою голую грудь, я не позаботилась о бюстгальтере раньше и там лишь прилипшие к бедрам черные хлопковые трусики.

— Мм... — Он издает низкий, удовлетворенный звук глубоко в горле, пока его взгляд скользит по мне. Когда он протягивает руку и прижимает острие ножа к моему соску, я вздрагиваю, и Адрик усмехается.

— Так страшно. Думаешь, я сделаю тебе больно? Вообще-то я еще не решил. Точнее, насколько сильно. Как сильно я хочу наказать тебя? Сколько раз я хочу трахнуть тебя, прежде чем это будет достаточно, и я просто прикончу тебя? Это будет быстро или медленно? — Он обводит мой сосок острием ножа. — Я не могу определиться. Но мы просто посмотрим, как все пройдет.

Холодный озноб проходит по позвоночнику, комок страха застревает в горле, когда он отводит нож, прижимая острие к мягкой плоти моей руки, а затем тянет его вниз, к краю рукава. Он режет все медленнее, продевая нож сквозь ткань кусочек за кусочком, пока платье не свисает с меня в клочья, и тогда он отрезает последний кусочек с другой стороны, и оно отпадает, оставляя меня в одних трусиках.

Я старалась молчать, не задыхаться и не извиваться, но когда он прижимает острие ножа к моему животу, я впиваюсь зубами в губы, чтобы сдержать хныканье страха. Я вижу, как расширяется его улыбка, понимая, как сильно он наслаждается этим, и мой желудок переворачивается от тошноты, когда он начинает разрезать мои трусики.

— Ты будешь мокрой, когда я сниму их? — Бормочет он, и я с облегчением понимаю, что нет.

Когда Тео наказывал меня, это возбуждало меня, несмотря на меня саму. У меня нет сил пытаться понять, что это значит, почему Тео, наказывая меня и причиняя мне боль, возбуждает меня, а Адрик только оставляет меня в ужасе, но я предполагаю, что это как-то связано с тем, как эти двое мужчин действовали.

Разумеется, выбор места не помог Адрику.

Адрик опускает нож вниз, просовывая его между внешними складками моей киски, когда он отрезает ткань моих трусиков, и я подавляю крик ужаса во рту, который снова становится сухим. Сердце колотится, все чувства скованы страхом, и когда Адрик прижимает острие ножа к моему клитору, я испускаю дрожащий, испуганный всхлип.

— Мм... Тебе нравится? — Пробормотал он, неверно истолковав звук, и я дико замотала головой, глядя на него в немом, застывшем ужасе. Это не ложь, мне не нравится, меня это совсем не заводит, и я тяжело сглатываю, в горле пересыхает и саднит, пока он отрезает остатки материала и позволяет им упасть на пол.