Опасные манипуляции 3
Шрифт:
— Ага, все записала, а ты давай, работай с ним, мне признание необходимо.
Разговор с Чмуней не заладился с самого начала. В тюрьму он не хотел, понимая, что уже завтра отравленный организм будет требовать свое, а там, за крепкими решетками с регулярным получением «дури» сложно, возможно, но не с Чмуниными возможностями. Любые увещевания он воспринимал агрессивно, клялся, что вены себе вскроет, орал на весь коридор, что его убивают. Я понимал, что конструктива тут не будет, спустил парня в камеру на первый этаж и пошел звонить любимый женщине в телефонную будку на
— Привет, дело есть на миллион.
— Привет, ты мне только по делу звонишь?
— Нет конечно, сказать, что ты лучшая, но по делу тоже.
— Рассказывай.
— Есть наркоман, грабил бабок, бил по голове сзади, забирал пенсию. Все доказательства собраны, но он не признается. Надо что-то сделать, чтобы он признался. Бить его я не хочу, тем более он и так орет на все РОВД орет, что я его бью, так что пришлось видеокамеру на запись включать. Если не признается, его отпустят. Можешь чем-то помочь?
— Сколько у меня времени?
— Часа три.
— Через два часа приезжай. Но эффект будет ночью, длительный, но только ночью, когда он спать ляжет. Других вариантов я не знаю.
— Ладно, давай хоть это.
Через два часа я получил из рук моей ведьмы пластиковую бутылку с питьевой водой. При внимательном осмотре было видно, что бутылка вскрывалась.
— Ему надо выпить хотя бы стакан, тогда будет стойкий и длительный эффект. Надеюсь, что будешь сегодня ночевать дома — меня чмокнули в щеку, обдав легким ароматом каких-то цветов, забрали уставшего и отчаянно зевающего Никсона и вытолкали за дверь.
— Коля, я ничего не могу сделать — дежурный следователь выглядела уставшей и расстроенной: — начальница сказала, что если не будет признательных показаний, то задерживать его никто не будет. И вообще, ей непонятно, если ты знал о предстоящем грабеже, то почему не предупредил или не задержал на месте преступления. Она слово провокация упомянула.
— Слушай Оля — я положил ладонь на тонкое худенькое плечо под голубой тканью форменной рубашки: — Ну сама подумай, какая такая провокация? Я информацию получил, что возможно будет грабеж, а когда — сегодня, завтра или послезавтра, этого никто сказать не может. На три дня мне людей в засаду бы не дали, сказали бы — тащи сюда, коли его. А как его колоть, ты же видишь, он к нормальному общению не готов. Даже если я его поколол, твоя бы начальница сказала — признания недостаточно, где вещественные доказательства. А один я его на месте задержать не успел, он успел убежать.
— Коля я все понимаю, но мне сказали Силкина выпускать.
— Оль давай я с ним еще немного поработаю. Если признается, то ты его задержишь, а если будет дальше молчать, то я его выпущу.
— Я Коля его задерживать не буду, я только до десяти часов вечера, в усилении, так что сам решай со следователем, что в ночь останется.
В десять часов вечера Оля упорхнула домой, мой разговор с Силкиным вновь не задался, дежурный трижды позвонил мне в кабинет, убедительно убеждая меня выпустить задержанного, так все сроки содержания его в камере без постановления
На крыльце отдела, куда я вышел подышать свежим воздухом, ко мне шагнула фигура в черной шубе из искусственного меха:
— Вы, когда моего мальчика выпустите? Мне начальник следствия сказала, что его сегодня отпустят. Он болен, ему надо лекарства принимать.
— Чем Илья болен.
— Гепатит у него. Ему таблетки надо по часам пить.
— Я вашего сына задерживаю на трое суток. У вас есть пол часа, чтобы ему купить папиросы в ларьке и таблетки в аптеке за тем домом, он до одиннадцати работает.
— Да чтоб ты сдох, мент поганый, чтобы у тебя конец отсох, сука — женщина удалялась в сторону аптеки, осыпая меня на ходу забористыми проклятиями. Крестик на моей груди, что привезли мне из Израиля, освященный в Храме Господнем, на Голгофе, нагрелся, видно не просто словами были эти проклятья, и не простой женщиной была Нина Демидовна.
Минут через десять мать Силкина вернулась, молча протянула мне пакет с передачкой и собралась уходить.
— Постой.
Женщина медленно повернулась, окатив меня презрительным взглядом.
— Мне твои проклятия тьфу и растереть. У меня защита стоит такая, что твое проклятие для нее — дым в трубе. А амулет мой все, что ты мне пожелала на сыночка твоего перенаправил. Так что ты, Нинка жди, когда они на его гнилой ливер начнут действовать, и через сколько его дохлый стручок отсохнет. И пока выродок твой не покается в том, что сделал, будет гнить он и загибаться от боли, ни на минуту покоя не зная. А теперь вали отсюда, смердит от тебя.
Мадам Силкина в страхе отшатнулась от меня, поскользнувшись и чуть не упав со ступенек вниз, а я пошел решать вопрос с ее сыном.
В кабинете я сунул в пакет бутылку воды, выписал постановление о задержании гражданина Силкина Ильи Константиновича по подозрению в совершении преступления, на основании статьи сто двадцать два Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, и отдал все дежурному по отделу.
Когда я открыл дверь квартиры, ко мне бросились, гремя когтями по паркету оба пса, которых тут же пришлось вести на прогулку. Людмила крепко спала. Несмотря на свою ведьмовскую сущность, спать она ложилась рано и ночными сеансами колдовства, без крайней необходимости, старалась не заниматься.
В г=шесть утра мне позвонил дежурный по РОВД и растерянно сообщил, что его уже два часа донимает его коллега из городского ИВС, куда вчера, около полуночи был доставлен гражданин Силкин, который, после обязательного личного обыска и освидетельствования врачом, был помещен в камеру. Около трех часов ночи весь изолятор временного содержания был разбужен криками новичка, который бросался на металлические двери и требовал его выпустить. Перевод Силкина в пустую камеру результата не дал, врач психиатрической бригады в госпитализации парня отказал, пояснив, что наркоманов с ломкой им в больнице своих хватает, а то, что у Силкина еще и галлюцинации, то это его изюминка, а так как жизни задержанного в настоящий момент ничего не угрожает, то забирать его бригада психиатров не будет.