Опасные маршруты
Шрифт:
– Видите, Торнак нас не забыла, – сказал Котуко. – Налетела буря, лед сломался, тюлени поплыли за рыбой, испуганной порывами ветра. Теперь новые тюленьи отдушины всего в двух днях пути от нас, даже меньше. Пусть хорошие охотники отправятся завтра и притащат сюда тюленей, которых я убил копьем, – двадцать пять тюленей я зарыл во льду! Когда мы съедим их, мы все снова пойдем на охоту.
– Что ты делаешь? – спросил колдун тем тоном, каким он обыкновенно разговаривал с Кадлу, самым богатым человеком в Тунунирмиуте.
Кадлу посмотрел на девушку с севера и спокойно ответил:
– Мы строим дом. – И он указал к северо-западу от своего жилища, потому
Северная девушка подняла свои руки ладонями вверх и немного уныло покачала головкой. Она чужестранка. Ее подобрали полумертвую от голода, и она ничего не могла принести в хозяйство.
Аморак быстро поднялась со скамьи и принялась бросать на колени девушки разные разности: каменные лампы, железные скребки для кожи, жестяные котлы, оленьи шкуры, вышитые зубами мускусного быка, и настоящие парусные иглы, употребляемые моряками. Это было самое лучшее приданое, когда-либо виданное на дальней окраине полярного круга, и девушка с севера склонила голову до самого пола.
– И вот эти, – смеясь и напевая на ухо собакам сказал Котуко, и псы коснулись своими холодными носами лица девушки.
– Ах! – проговорил ангекок и кашлянул с важным видом, точно глубоко обдумывая что-то. – Как только Котуко ушел, я прошел в молельню и запел волшебные песни. В течение долгих-долгих ночей я все пел и взывал к духу оленя. Это от моих песен началась буря, которая сломала лед и пригнала двух собак на Котуко, как раз в ту минуту, когда лед мог изломать его кости. Это мои песни заставили тюленей плыть вслед за разбитым льдом. Мое тело лежало неподвижно, но дух носился по льду и направлял Котуко и собак, заставляя их делать все, что они сделали. Все совершил я.
Все уже наелись, всем хотелось спать, а потому никто не стал спорить. Тогда ангекок, в силу своего положения, взял себе еще кусок вареного мяса, съел его и лег вместе с остальными посреди этого теплого, ярко освещенного, пахнущего жиром дома.
Котуко, который, с точки зрения инуита, рисовал очень хорошо, выцарапал рисунки всех своих приключений на длинной костяной пластинке с отверстием с одного ее края. Когда он и северная девушка ушли на север в Эльсмирскую землю, в год чудесной зимы безо льда, он оставил этот рассказ в картинах Кадлу, а тот потерял пластинку, когда его санки сломались летом на берегу озера Нетилинга, в Никозиринге. Один приозерный инуит нашел ее следующей весной и продал в Имигене человеку, который был переводчиком на китоловной лодке в Кумберлендском проливе. Тот, в свою очередь, продал ее Гансу Ольсону, впоследствии занявшему место квартирмейстера на большом пароходе, который возил путешественников к Нордкапу в Норвегии. Когда закончился сезон путешествий, пароход этот стал курсировать между Лондоном и Австралией, с остановками на Цейлоне. Там Ольсон продал пластину сингельскому ювелиру за два поддельных сапфира. Я нашел ее среди разного хлама в одном доме в Коломбо и перевел всю историю от начала до конца.
Джон Бакен
«Сторож Кэдмуира»
Лесник Кэдмуира неторопливо поднялся по зеленому склону холма. Вытер пот со лба. Утренняя прохлада давно уступила место изнуряющей духоте. Надо было выйти пораньше, но так хотелось понежиться в постели. Как истинный шотландец он убедил себя, что жизнь слишком коротка, чтобы торопиться. И даже изнывая от жары, он не сожалел ни о чем. Нужно пересечь открытое место как можно быстрее, а там уж лесная чаща надежно укроет от лучей палящего солнца.
Лесник
Сегодня ему нужно подняться к Мэнор-Уотер, чтобы обсудить с тамошними пастухами облаву на лисиц. Путь предстоял долгий, десять миль в одну сторону, да еще и по крутому косогору. Лесник не торопился, он хотел успеть к обеду, чтобы отведать наваристой пастушьей похлебки и покурить в свое удовольствие, а затем вернуться, наслаждаясь вечерней прохладой.
Тропинка вилась по краю ущелья, заросшего вереском. Лесник остановился возле огромной ели, разбитой молнией, и впервые за это утро нахмурился. В этих местах пару недель назад появились браконьеры. Проклятое племя! Крадутся во мраке ночи, расставляют капканы и силки на мелкую и крупную дичь. Лесник чуть было не поймал одного мерзавца, но тот вывернулся и прыгнул в ущелье, рискуя жизнью – только бы не отвечать перед законом.
Надо бы проверить, может он снова вернулся? Нет ли где ловушек? Пожалуй, стоит сделать небольшой крюк и посмотреть…
Он прошел по чуть заметной тропе сквозь заросли утесника, вспугнув стайку бекасов. Заслышав его шаги, и легион кроликов поспешил укрыться в своих норках. Он внимательно смотрел, не блеснет ли сталь в высокой траве, и когда солнечный луч заискрил на острых зубьях, усмехнулся. Вот и капкан.
Лесник присел, чтобы рассмотреть аккуратно поставленную и хорошо сконструированную ловушку. Это была замечательная ловушка. Он прежде не видел ничего подобного, и почувствовал одновременно гнев и ликование, предвкушая, как испортит замысел браконьеров. Скользящая петля из железной проволоки тянулась от капкана к стволу старого дерева. Ни один несчастный фазан или кролик, даже лисица или волк, не смогут сдвинуть его с места. А крепкие стальные зубы способны перебить даже самую крепкую лапу. Лесник, пробормотав ругательство, стал ощупывать стенки ловушки в поисках пружины. И вдруг с громким щелчком стальная пасть сомкнулась, прижав его правую руку чуть ниже среднего пальца.
Боль была ужасной. Рука горела огнем, и каждый нерв скручивался в узел от нестерпимой муки. Левой рукой лесник попытался ослабить давление, но пружина была так хорошо спрятана, что он не смог обнаружить секрет. Он тряс ловушку, дергал, но каждое движение вызывало лишь новую агонию в его заточенной руке. Тогда, оставив попытки раскрыть капкан, лесник попытался нашарить нож, чтобы перепилить проволоку или вырвать петлю из ствола. Новая волна ужаса затопила его разум. Сторож Кэдмуира обнаружил, что нож остался в другой куртке. Утром он слишком беспечно отнесся к сборам в дорогу и не проверил карманы…
С тяжелым вздохом лесник закрыл глаза. Возможно, на некоторое время он лишился рассудка – при сильных страданиях мозг редко бывает ясным. Усилием воли он заставил себя успокоиться и обдумать положение.
Итак, он застрял в капкане, до ближайшего жилья примерно две мили, но даже если бы до него было всего два ярда, их все равно не пройти. Домашние не начнут искать его до позднего вечера, а в Мэнор-Уотер никто не ждет его прихода. Если кричать – громко кричать, – возможно, в ущелье кто-нибудь и услышит. Но шансов мало, а голос пропадет довольно быстро.