Опасные пути

Хилтль Георг

Однажды, когда он предавался обычным горьким думам, дверь камеры отворилась и в тюрьму вошли двое мужчин.

— Господин Гюэ, — сказал тюремщик, — я привел к Вам одного друга, который хочет поговорить с Вами.

Гюэ равнодушно посмотрел на него. Вдруг на его лице выразились и радость, и ужас, и удивление: в пришедшем он узнал Экзили. Страшная слава доктора всегда внушала Гюэ некоторый страх, но при виде итальянца он все-таки почувствовал слабую надежду: самый главный подозреваемый очутился на свободе! Или, может быть, он отныне будет разделять с ним одиночество

заключения?

— Ступайте! — сказал доктор тюремщику, — когда кончится срок свидания, Вы придете за мной.

— Значит, Вы уже не в заключении? — спросил Гюэ, когда тюремщик вышел.

— Именно. Я дружен с Безмо, который разрешает мне посещать тюрьмы.

— Вы обманываете меня: двери этого страшного здания не отворяются перед друзьями губернатора, если только на то не дано разрешения свыше.

— Положим, что так. У меня действительно есть приказ, открывающий мне все двери. Я свободен, и судьям в Шателэ уже не достать до меня.

— Свободны? Вы свободны? Вы, доктор Экзили? — пробормотал Гюэ, мрачно глядя на итальянца.

— Ну, да! Вас это удивляет? На мне нет никакой доказанной вины.

Гюэ с горестной усмешкой упал на свой стул.

— А я-то! Почему меня держат здесь? Я попал сюда совершенно невинно. Хватают и запирают людей, над которыми имеют власть, чтобы важные люди могли пользоваться свободой! Я позволил этому дьяволу Сэн-Круа жить у моей квартирантки… и это все! Или, может быть, ла Рейни и его помощники напали на след коллегии? Говорите же, доктор! Вы приказали мне принять Сэн-Круа в наш союз, Вы были с ним в ту ночь, когда сыщики проникли в наше святилище! Вы — член нашего союза; скажите же, неужели Вы можете и желаете видеть меня страдающим совершенно невинно? — и он в возбуждении вскочил со своего стула.

Однако Экзили снова заставил его сесть, причем сказал:

— Близорукий человек! Неужели Вы только теперь подумали о том, что я, как член нашего союза обязан помочь Вам?

Глаза Гюэ широко раскрылись.

— О, да, да! — радостно воскликнул он, — я был слеп! Вы пришли освободить меня; Ваша рука откроет мне двери… Протяните ее мне… Вот так! Жму ее, как благодарный друг… Но как Вам удалось проникнуть сюда? Это почти невозможно.

— Никто не должен знать это, но меня освободила всевластная рука; она освободит и Вас; она же открыла мне двери тюрьмы, чтобы я мог переговорить с Вами. Буду краток: когда имеющий власть требует от другого услугу, он понятно и сам должен оказать таковую же.

— Конечно! Конечно! — ответил Гюэ. — Что же я должен сделать, чтобы получить свободу?

— Гюэ, — продолжал итальянец, устремляя на старика свои ястребиные глаза, — Вы долго корпели над изысканием способа делать золото, над исканием философского камня и других пустяков, ничтожество которых я доказал тогда, на собрании братства “Розианум”.

— Не клевещите на членов нашего союза! — с жаром прервал Гюэ, — о, если бы мы могли работать без помехи!..

— Ну, и тогда Вы так же мало сделали бы в смысле изысканий, как сделали до сих пор! Но не будем из-за этого терять время. Я действую

в интересах союза, потому что обещал это. Знаете, кто производил исследование здания, в котором происходили собрания? Союз может поблагодарить меня. Я скоро забываю оскорбления.

— И Вы сделали это!

— Ну, довольно об этом! Перейдем к Вам. Я сказал, что все Ваши исследования были бесполезны; теперь Вы должны помочь мне произвести один эксперимент, который доставит Вам не только свободу, но и золото, и почести в изобилии. Если он удастся, это будет триумфом тайного искусства, которому Вы служили с таким жаром.

Глаза поклонника мистических наук засверкали.

— О, — воскликнул он, — это было бы слишком большим счастьем! Говорите, Экзили, что я должен сделать?

— А вот что: если Вы до сих пор не занимались составлением напитков, совершенно изменяющих мысли и настроение человека, делающих противника — кротким, ненавидящего — любящим, то теперь поучитесь у меня этому искусству. Высокий покровитель, освободивший меня, отстоявший наш союз от нападения врагов и намеревающийся и Вас освободить и осыпать золотом и почестями, нуждается именно в таком напитке; одним словом, мы должны изготовить любовный напиток.

— Что Вы говорите?! И я, старик, должен заниматься этим?! Полноте, Экзили!

— Вы должны, говорю Вам. О, это — очень интересный эксперимент, Вы будете от него в восторге. Те тонкие вещества, из которых составляется этот напиток, надлежит сначала испробовать, вводя их в кровь человека, чтобы видеть их действие, чтобы видеть, как силой наших опытов изменятся его мысли, его воля, его желания, как ненависть или отвращение превратится в любовь и нежность… Гюэ, это будет триумфом тайной науки, поважнее, чем превращение кусочка олова в золото.

Гюэ оставался по-прежнему мрачным.

— Я боюсь так называемых тонких веществ, — сказал он, — они чересчур близко подходят к тем адским эликсирам, которые изготовлял Сэн-Круа и которым, извините меня, он научился от Вас. Когда узнают основной состав этих эликсиров, то…

— Не беспокойтесь! Все составные части Вы возьмете из запасов своей лаборатории, но, как связующий элемент, возбуждающий дух, приводящий в движение всю машину, нам нужна одна вещь: человеческая кровь.

Гюэ вскочил со стула и забился в угол.

— Убийство! Опять убийство! Всегда убийство! — воскликнул он, — я так и думал. Нет, лучше погибнуть здесь, в тюрьме, или на Гревской площади, чем опять быть запутанным в Ваши преступления. Нет, нет! Никогда!

— Ого! Не будьте так скоры в суждениях! Не убийство, а просто кровопускание.

Гюэ несколько успокоился.

— Это еще возможно, но… что же должен я…

— Мне нужно чистое, прекрасное, девственное существо, из вен которого я хочу выпустить часть крови для любовного напитка. Слушайте же: Вы должны позволить выпустить стаканчик крови из левой руки Вашей дочери.

— На это я никогда не соглашусь; мое дитя должно оставаться неприкосновенным. Аманда слишком хороша для такой дьявольщины. Ни слова больше об этом!