Опасные пути
Шрифт:
Стоя у кресла королевы-матери, герцогиня обмахивала ее веером. Ручка, державшая веер, была та самая ручка, которая послала первый пушечный выстрел войскам, стремившимся ворваться в Париж. Около нее весело шутила и хохотала Генриетта Орлеанская. Эта женщина, отец которой погиб от руки палача, бежала с неутешной матерью из Англии и, как залог союза между Англией и Францией, должна была сделаться женой человека, к которому не чувствовала ни малейшей любви. И она смеялась! Она шутила! Ее пламенные взоры скользили по лицам окружающих, пока не остановились на прекрасном,
— Этот поцелуй тебе, прекрасная Генриетта!
Общество расступилось, когда к королю приблизился герцог де Креки с вопросом, не угодно ли будет его величеству дозволить теперь представиться дамам, избранным в штат королевы. Получив согласие короля, он удалился. Два пажа принесли для короля кресло и поставили его так, что Людовик мог сесть между своей супругой и матерью. А посреди зала, также окруженная своим особенным штатом, стояла та, которой принадлежало его сердце, герцогиня Луиза Франсуаза де Лавальер.
Герцог де Креки и герцогини Монпансье и Валуа ввели в зал двух молодых дам, красота которых заставляла забывать роскошь их туалетов.
Первая из дам была мадемуазель де Ламотт Уданкур, вторая — маркиза Атенаиса де Монтеспан.
Красота Атенаисы достигла высшего расцвета; детское выражение и милая улыбка уступили место внушительней величественности. Ее благородная головка поднималась теперь выше, чем в тихих лесах Мортемара, где ее прелестные волосы украшали не драгоценные камни, а простая соломенная шляпа.
Ее когда-то робкие глаза не опускались теперь перед любопытными взорами разглядывавших ее людей. Мадемуазель де Уданкур совершенно стушевалась перед этой роскошной красотой, и, когда Атенаиса вошла в круг придворных, герцогиня де Монако, большой знаток женской красоты, не могла не сказать:
— Ах, что за прелестное создание!
Герцог де Креки громко провозгласил имена обеих дам.
Услышав имя маркизы, король выпрямился в кресле и слегка наклонился вперед.
Атенаиса приблизилась к королеве, чтобы запечатлеть на ее руке положенный этикетом поцелуй, и встретила пытливый взгляд короля, и этот взгляд заставил выплыть перед ней, как из тумана, тот момент в замке Мортемар, когда Пегилан показал ей обаятельный портрет юного короля. Сегодня этот король, которому воздавались почти божеские почести, был совсем близко от нее, и миллионы женщин завидовали Лавальер, которой принадлежало его сердце. На Атенаису смотрели глаза, которым стоило мигнуть, чтобы красивейшие из красивых упали в объятия этого властелина, пленявшего все умы.
Впечатление этой минуты было необыкновенно сильно; Атенаиса слегка вздрогнула и покраснев потупилась. Король заметил это. Он любил, когда перед ним чувствовали смущение, и, наклонившись к своей матери, шепнул ей:
— Она очаровательна, эта маркиза!
Мадам де Моттвилль подала королеве голубую шелковую ленту, скрепленную золотой булавкой; Мария Терезия приколола эту ленту к плечу маркизы, и церемония кончилась. Такое же
Затем брат короля, которого особенно интересовало принятие в число придворных дам маркизы Монтеспан, подвел ее к королю. Рука прекрасной маркизы слегка дрожала. Людовик привстал и любезно приподнял легкую бархатную шляпу.
— Мадам, — с приветливой улыбкой промолвил он, — Вы являетесь прекрасным камнем в том драгоценном украшении, которое представляют прелестные дамы нашего двора. Приветствую Вас!
Атенаиса низко поклонилась.
— Государь, — сказала она, — я никогда не решилась бы просить о такой чести, если бы к этому не поощрила меня доброта герцога.
— Мы приветствуем Вас; повторяю еще раз. Не только его высочеству обязаны Вы, маркиза, но и своей красоте, и трем благородным именам, которые Вы носите: Мортемар, Теннэ-Шарант и Монтеспан. Они оказали столь же большое влияние на наше решение.
Он еще раз поклонился, и Атенаиса отошла.
Сказав еще несколько приветливых слов, мадемуазель де Уданкур, король, среди расступившейся перед ним толпы, пошел через весь зал к герцогине Лавальер.
— Заметили Вы, как прояснилось лицо короля, когда Монтеспан подошла к нему? — спросил своего соседа маркиз де Гершевиль.
— Заметил так же хорошо, как и Вы, — ответил тот. — Бедняжка Лавальер! Перед такой красотой, как у Монтеспан, все должно померкнуть. Увидим, к чему это приведет. Сегодняшний вечер будет иметь важные последствия.
— Но ведь Монтеспан дружна с Лавальер?
— Тем хуже! Подруги признанных любовниц — самые худшие их враги. Для Лавальер в этом кроется главная опасность. Эта маленькая маркиза так же умна и ловка, как красива. Ее одинаково ценят обе королевы, и она имеет такой же легкий доступ к монархиням, как и к Лавальер.
— И, несмотря на эту дружбу, королева-мать допустила ее представление ко двору!
— Гм… — пробормотал шевалье де Лоррэн, — кто знает, что у нее на уме! Уже давно ни для кого не тайна, что против Лавальер что-то затевается. Королева-мать хочет на закате жизни одержать еще одну победу. Я утверждаю, что представление Монтеспан стоит в тесной связи с этими планами, иначе мы никогда не увидели бы ее в числе придворных дам. С этих пор король будет чаще видеть ее у своей возлюбленной, пока она станет ему милее прежней любви. Ах, вот идет маркиз де Бренвилье; король только что говорил с ним. У него рука все еще на перевязи.
Маркиз действительно приближался к ним. Он был в парадном костюме; его левая рука поддерживалась красной шелковой перевязью, но у него был очень бодрый и веселый вид.
— Рад видеть Вас в Париже, дорогой де Лоррэн, — обратился он к шевалье де Лоррэну.
— Так же, как и я Вас; мы все очень жалели, узнав, что Вы ранены.
— Очень легко; хотя могло быть гораздо хуже.
— Расскажите же! Говорят, Вам-таки пришлось туго; еще немного — и Ваша голова красовалась бы на шесте у ворот какого-нибудь турка.