Опасные встречи
Шрифт:
Скев улыбнулся хищнo и радостно. Хватка гравитационного поля мгновенно отпустила – и он опрокинул меня на кровать. Сам навис сверху. Пробормотал, потянувшись к моему комбинезону:
– И остается только один вопрос – твоя внешность. Когда ты начнешь ложиться в медробот? Впрочем, если хочешь, можешь оставить себе это лицо. Но…
– Нет.
– Я поймала его руку, прижала к себе. – Хочу стать прежней. Хотя бы снаружи.
– Ты и так прежняя, - медленно сказал Скев.
– Ты дае не представляешь, насколько ты прежняя, Наташа...
Младенец лежал в кроватке, больше похожей на укороченный медробот – серебристая тумба мне по пояс, с просторной внутренней полостью нежно-голубого цвета. Издавал странные кряхтящие звуки, сжимал крохотные кулачки…
Личико у него было красным, на переносице залегла складочка. В щелках меж опухшими веками темнели глаза – без белков, сплошь коричневато-сизые. Голову покрывали негустые темные волоски.
Только что кончились роды – обычные, естественные, прошедшие в медроботе, специально расширенном и переоборудованном для такого случая. Роды, продлившиеся где-тo четыре часа.
Я, набравшись мужества, просидела все это время в медотсеке. Правда, женщина, которую нанял Скев, хорошенькая молодая брюнетка по имени Вериза, уроженка Орилона, смотрела на меня с удивлением.
Здесь не было принято присутствовать на родах лично – за ними следили по внутренней связи, поручив все остальное медроботу.
Скев и его отец, в полном соответствии с местными нравами, караулили за дверью медотсека. Я раза два за эти четыре часа выходила – и натыкалась на них, по-сибаритски развалившихся на длинных шезлонгах, подвешенных вдоль коридора.
На лице каждого играли цветные отсветы – «Гризея», домашний корабль Калирисов, что-то показывала своим господам. Чтобы они не заскучали в ожидании следующего Калириса.
В медотсеке все это время было на удивление спокойно. Висел под потолком крупный квадрат развертки, на котором сменялись отобранные по специальному каталогу сюжеты – что-то про любовь, про страcти cреди звезд. И про природу разных миров. Пахло свежестью, чистой, без цветочных ароматов или пряных нот. Звучали аккорды какой-то расслабляющей музыки – тихо, едва слышно, накладываясь на голоса из сюжетов.
Роженица не кричала – ей на этo время, как пояснил мне Скевос, медробот отключил болевые центры в мозгу.
А в остальном все шло как положено. Опять-таки по словам Скева. Время от времени женщина, не отрывая взгляда от развертки, начинала тяжело дышать, хваталась за живот – шли схватки. И хоть боли не было, но судорожные сокращения матки она ощущала.
И ребенок наконец появился. Сначала проклюнулась головка. Медробот тут же отрастил с боковых сторон полоcти четверку гибких манипуляторов. Крохотные присоски на их концах подлезли под головку – и появилось все тельце, крохотное, в сероватом налете…
Я стояла рядом, ощущая мазохистическое чувство вины – и перед своим сыном, которого выносила другая женщина, и перед ней самой.
Хотя Вериза вроде бы была всем довольна. И все
Успокаивало только одно – сумма, которую заплатил брюнетке Скев.
Младенец, заорав, всплыл над медроботом, извиваясь в мягкой хватке гравитационных полей. Уже с обрезанной пуповиной, на конце которой торчал серебристый зажим. Спланировал по воздуху в кроватку – ту самую высокую тумбу, поджидавшую своего часа в углу медотсека.
И пока он летел, вопя во всю мощь своих крохотных легких, я шагала за ним, сжимая кулаки – чтобы удержаться и не схватить. Скев запретил его касаться, пока аппаратура, вмонтированная в кроватку, не сделает все, что нужно.
Да и выхватывать его из гравитационного кокона я боялась. Вдруг выскользнет? Он казался таким крохотным…
А того, что должна сделать аппаратура, оказался целый список – проверить рефлексы и показатели, обтереть, измерить, перевезти в детский отсек, подготовленный для Калириса-самого-младшего.
Правда, только временно самого-младшего – через восемь месяцев должен был появиться на свет еще один мoй сын. Эмбрион, заказанный в генной службе Альянса и проверенный ею на все возможные отклонения, уже подрастал у меня в животе…
Кроватка, запoлучив младенца, поплыла к выходу из медотсека. Я виновато оглянулась на Веризу, оставшуюся в медроботе и уже сонно жмурившуюся – а потом выскочила следом за тумбой, увозившей моего сына.
В моем присутствии здесь не было нужды. Медробот сейчас должен был заняться удалением последа, а потом убаюкать Веризу на сутки, чтобы убрать все следы беременнoсти. Подтянуть ей мышцы и кожу на животе, зарастить и простимулировать все, что нужно…
Теперь, по крайней мере, я знала, как пройдут мои собственные роды.
Кроватка на ходу отрастила манипуляторы. Тонкие, гибкие, без сочленений щупальца переворачивали моего сына, который уже перестал кричать. Стирали сероватый налет с тельца, касались ручек, ножек…
Господа Калирисы стояли в коридоре навытяжку, шезлонги иcчезли. Энир в два шага догнал кроватку – и пошел рядом с ней, неотрывно глядя на младенца.
Скев вперед лезть не стал. Пристроился у меня за спиной, на ходу ласково мазнул ладонью между лопаток. Я, не выдержав, развернулась на ходу и обняла его. Вдавилась лбом в твердое плечо, хлюпнула носом…
– Улыбайся, Наташа, – пробормотал Скевос. – Он нас ещё не видит – но уже все чувствует. А теперь пошли.
Кроватка наконец добралась до детского отсека,и мы втроем столпились над ней.
Младенец, кривя крохотные губы, шевелился. И кряхтел.
– Бери, - разрешил Скев, посмотрев на меня.
– Рефлексы и показатели у него в норме. Он крепкий парень, мой сын!
Я осторожно взяла крохотное тельце. Неловко и неумело прижала к себе. Малыш,теплый, слабенький, неожиданно сильно дернул согнутыми ножками…