Опасные земли
Шрифт:
Начинал он с недоремонтированной, но весьма солидной «трешки» на Васильевском острове, приобретенной на волне удешевления жилья и удорожания североамериканского доллара, которыми приветствовал немногих счастливчиков кризис 1998 года. Кирилл только что продал трехкомнатную недвижимость на Цветном бульваре и оказался обладателем сумасшедшей кучи заокеанской валюты, которая каждый день превращалась в еще большую кучу рублевого эквивалента.
Хватило на статусное помещение возле метро “Василеостровская” и небольшую, но собственную долю в риелторской
Тогда же старшие коллеги объяснили, что успеха в бизнесе с такой фамилией не видать. Пеневежневецких – это кто ж выговорит такое при общем падении нравов и образования!
Ну что же? Рвать неподатливую материю реальности – так с хрустом и до конца!
Пришлось потерять паспорт и превратиться в Ровного, по матушке.
Кирилл Ровный – очень удачное в деловых кругах поименование!
Удачным оказалось только новое имя. Кризис, принесший деньги и отличную «хату» в царском фонде, унес и деньги, и хату.
Через два года юный бизнесмен приземлился в захолустных Озерках, проживая с видом на свежепостроенный торговый центр «Бада-бум». Название навевало ассоциации с Люком Бессоном, а жилье – тоску, потому что с царским фондом его роднило лишь отсутствие ремонта.
Итак, актив: одна комната, тесная кухня и дом, который аборигены называли отчего-то «кораблем», унылая работа в том самом «Бада-буме», где Ровный подвизался на ниве торговли мобильными телефонами, как раз входившими в моду и всеобщее употребление.
Впрочем, работу можно было смело вносить в пассив, потому что «менеджер по продажам», помноженный на бесполезное образование, – это тавро, совсем как у коровы в штате Техас. То есть на первый взгляд – никаких перспектив. Да и на второй тоже.
Молодой президент на экране тайваньского «Панасоника» доходчиво рассуждал о вертикали власти, борьбе с коррупцией и поддержке малого предпринимательства, а Ровный никак не мог взять в толк: чему так радуется публика?
От старого самодержца, памятного пьяными плясками, новый отличался лишь трезвостью, спортивным телосложением и публичной прогулкой «по делам» на истребителе фирмы Сухого.
Сослуживцы называли президента «новой надеждой», миротворцем и стабилизатором. А Кирилл хмыкал, добавляя про себя, что оно конечно, стабилизатор, стабилизатор планирующей бомбы. Чтобы, значит, падало ровнее.
Впрочем, как отмечено выше, склонностью к морализаторству он не отличался, поэтому в политические дискуссии не вступал, а хмыкал исключительно про себя или, как писал Грибоедов, – «в сторону».
Гораздо сильнее его заботило персональное все более туманное будущее.
Огромный трехэтажный ларек, выступавший на бизнес-сцене под псевдонимом торгового центра, отражал реальность, как зеркало, но не гладкое венецианское, а мутное, бронзовое из античных времен. Арендаторы разорялись, им на смену приходили новые, и не было решительно никаких гарантий, что фирмочка, приютившая Кирилла, не завернет ласты через неделю. Или через месяц. Придавят конкуренты
Надо было срочно соображать, и он соображал, что неизменно выливалось в малоприменимую с практической точки зрения формулу:
– Надо валить, надо срочно куда-то валить!
И никаких более жизненных рецептов.
Именно тогда Кирилл обзавелся фатализмом глубиной с Марианскую впадину, а заодно встретил старого армейского товарища.
Случилось это на работе, где и проходила основная светская жизнь. Кирилл отличался нелюдимостью и тщательно взлелеянной мизантропией. Друзьями не обзавелся, модно тусоваться не любил и не умел, посему весь ассортимент лиц и встреч, отпущенный человеку, относился к рабочим будням. Так что встреча в данном интерьере была неудивительна.
Более того, у судьбы почти не было других шансов в смысле места и времени.
Кирилл сидел на стульчике за ненадежным столиком, который хотелось назвать моднявым (торжество алюминия и прессованных в братской Финляндии опилок русских сосен). Срок адамовой кары на сегодня близился к завершению, и он медитировал на вращающийся под потолком тетрагон с красной надписью «Евро-Стар». Почему именно «евро» и отчего вдруг «стар», было решительно непонятно – на звезду европейского масштаба фирмочка никак не тянула.
Вдоль облитых стеклом стен прогуливались два гражданина, которых тренированный глаз мгновенно зачислил в ранг «некчемушников» – собственное Кирилла определение. Пришли, поглазели, ушли, не поделившись деньгами.
«Некчемушников» он научился вычислять через неделю службы, поэтому отреагировал на их появление еще большим погружением в медитацию. И так глубоко удалось нырнуть, что появление натурального «кчемушника», сиречь клиента, Ровный пропустил.
В левый висок вонзилось уверенное:
– Слышь, братан!
– А… чем могу помочь? – к нему обращались кожаная куртка в зимней крошке, джинсы и ботинки спортивного фасона, а также два золотых перстня.
– О-о-па! – ответили перстни, и Ровный удивился.
Не сразу, вовсе не сразу он совместил образ тощего сержанта Петухова с современным его изданием, которое было раза так в полтора толще памятного.
– Артем? – секундная заминка, ибо, с одной стороны, то был именно Артем, но, с другой стороны, клиент явно не из бедных – такой вот служебный комплекс.
– Ну, ептель! – пухлая ладонь в рыжих волосках прошлась по плечу. – Ты чего здесь?
– Работаю, – ответил Ровный и засмущался. – Ты… Вы… что-то купить? Э-э-э…
– Ну ты, Кира! Вообще, я не знаю! Ты мне еще «выкать» начни!
– Так ведь работа. Не, серьезно, ты что-то хотел? Не на меня ж посмотреть!
– Да это… – тут почему-то замялся бывший сержант Петухов. – Труба нужна понтовая, а то мне «Нокией» перед людьми светить как-то неловко.
И он повертел в воздухе хрестоматийной коробочкой «Нокиа 3310» веселой голубенькой масти.