Опасный дом
Шрифт:
– Это было еще до меня, дядя.
– В общем, она вела себя как тот клоун: вся тряслась от смеха, и мне пришлось обнять ее, чтобы успокоить, типа, она не ржет, а рыдает. Я шепчу: «Делай как я, изображай скорбь». Мы с ней сидим на краю скамьи, я ее обнимаю, а она издает булькающие звуки, вроде как рыдает, а на самом деле смеется. Я вывожу ее из церкви, и как только за нами закрывается дверь, она сгибается пополам от смеха. Я беспокоился, что внутри все-таки услышат хохот, поэтому притянул ее к себе и давай успокаивать, почти баюкать. Чувствовал, как она колышется в моих объятиях.
– Вот это история!
– Да уж. Целую ее, а сам думаю: нет, так нельзя, сейчас схлопочу по физиономии. Но она обняла меня за шею и ответила на мои поцелуи. Знаешь, что мы сделали потом?
– Расскажи.
– Сняли номер в мотеле и пробыли там до следующего утра.
– Ну, ты и кобель!
– Никогда я не был так счастлив.
– Знаю, дядя.
– Верни ее мне. Верни любой ценой.
Глава 12
Я захватил из холодильника бутылку воды для Грейс, и мы выбежали из дома. Я распахнул перед ней дверцу машины и помог сесть, будто она сама не смогла бы забраться на сиденье. Дочь двигалась на автопилоте, выглядела сомнамбулой. Я откупорил бутылку и велел ей пить, она послушалась. Застегнул ремень безопасности. Пока я обходил автомобиль и усаживался за руль, Грейс выдула треть бутылки.
– Как ты себя чувствуешь?
Она повернула голову:
– Серьезно?
– Да. Дышишь вроде нормально. Тебя больше не тошнит?
– Нет.
– Голова не кружится?
– У меня чувство, что все это во сне.
– В груди не жмет?
– У меня будет сердечный приступ?
– Хочу понять, прошел ли у тебя шок, – объяснил я.
Грейс поморгала.
– Я даже не знаю, как это – шок. Мне страшно, вот что. Какое-то онемение. Почти ничего не чувствую, словно все это происходит не со мной. Нет, это не я!
Если бы… Я прикоснулся к ее коленке.
– Ты справишься. Откуда начнем?
– Давай начнем с заправки, – предложила Грейс. – Может, там у меня прояснится в голове.
Туда мы и отправились.
– Мама не должна узнать обо всем этом, – сказала она. – Ее же не будет дома, когда придут арестовать меня и предъявить обвинение в убийстве, как в сериале «Закон и порядок».
– Давай сначала разберемся, что там на самом деле произошло. Но в любом случае мы не сможем утаить это от мамы. Разве что все окажется просто розыгрышем…
В везение такого масштаба я, конечно, не верил.
– Наверное, если меня посадят в тюрьму, она начнет спрашивать, что со мной стряслось, и все узнает. Или увидит меня по телевизору – знаешь, убийц ведь проводят перед камерами, прежде чем усадить на заднее сиденье полицейской машины.
– Не говори так!
– Меня запихнут в заведение для малолеток, где сидят несовершеннолетние убийцы. В душе меня пырнут ножом. Мне оттуда не выйти.
– Грейс, – произнес я, стараясь не повышать голос, – давай ограничимся фактами и пока отложим неприятные
– Надеюсь.
– Одной надежды мало. Расскажи мне еще раз, что происходило перед выстрелом.
Она зажмурилась, снова представляя себя в том доме. Я догадывался, что, пока наружу не выплывет вся правда, ей придется много раз повторять один и тот же рассказ: мне, Синтии. И, разумеется, полиции. Не говоря уж об адвокатах.
– Начни с того момента, когда Cтюарт отдал тебе револьвер.
– Он уронил его, когда искал ключи. Сказал мне его взять, я отказалась…
– Но потом согласилась.
Она кивнула.
– Стюарт ужасно разозлился на меня. Я взяла револьвер и постаралась не трогать курок, как он велел. Я просто держала эту штуку за ручку.
– За рукоятку.
– А вскоре послышался какой-то звук. Он донесся вроде из кухни. Так мне, по крайней мере, почудилось. Темно, совершенно незнакомое место. Стюарт решил проверить, что там, а мне захотелось сбежать, но он велел мне идти с ним.
– Револьвер по-прежнему был у тебя в руке?
– Да… Наверное. Может, я переложила его в другую руку, а затем опять… Точно не помню. У меня в голове все спуталось.
Впереди мелькнули огни бензозаправки.
– Ладно, – кивнул я, – что было потом?
Грейс склонила голову, будто припоминая подробности, о которых раньше не подумала.
– Кто-то сказал: «Ты». Вспомнила!
– «Ты»?
– Ага.
– Кто это сказал? Стюарт?
– Не уверена. Может, и он. А потом… – Она прикрыла ладонью рот. – Прозвучал выстрел. Дальше – шум, словно кто-то упал.
– Выстрел… – повторил я. – Откуда он прозвучал?
– Звук был такой, будто бабахнуло сразу всюду. Я попробовала выбежать в дверь, но не получилось. Опомнилась уже снаружи. Наверное, вылезла в подвальное окошко.
У меня в голове уже проигрывался наихудший сценарий: что оправдался страх Грейс, это она произвела выстрел. Пуля угодила в Стюарта Коха. И он теперь лежит мертвый. В том самом доме. Если я ничего не могу сделать ради его спасения, то обязан предпринять все, что в моих силах, для спасения Грейс. Помочь ей пройти через все это с наименьшими потерями. Моральная сторона ситуации меня в данный момент не интересовала. У меня в мыслях не было, что надо предоставить работать правосудию, а Грейс придется получить по заслугам.
Нет, я рассуждал как отец. Хотел уберечь ее. Даже если она была виновна в чем-то ужасном, я стремился спасти ее. Все остальное меня не волновало. Правосудие находилось вне сферы моего внимания. Я не собирался допускать, чтобы моя девочка села в тюрьму, и уже соображал, как сделать так, чтобы подобного не произошло.
Револьвер. На нем должны остаться отпечатки ее пальцев. Полиция установит связь между ним и пулей, которую вынут из тела Стюарта Коха. Если его действительно застрелили. И если это сделала Грейс. Если бы мне удалось найти револьвер раньше, чем кому-либо еще, то я помчался бы на запад по Бриджпорт-авеню, остановился на мосту через реку Хусатоник и перебросил револьвер через ограду. Именно так я и поступил бы. Никаких сомнений!