Опасный искуситель

Мартин Дебора

Корделия кипела от ярости. Сжав кулаки, она подошла к отцу, борясь с желанием накинуться на него.

– Нет, отец! – вскричала она, не давая Пруденс ответить. Он вскинул на нее глаза и попытался сунуть бутылку Пруденс, которая не желала ее брать.

– Это я налила в нее воду, – сказала Корделия, выхватывая из рук отца бутылку. – И нашла я ее в вещах Пруденс. Как тебе не стыдно! Неужели ты и дня не можешь прожить без спиртного?

– Послушай, Корделия, – начал он.

– Не надо! – Она слышала, как отворилась

и снова закрылась дверь, но не обращала на это внимания, как не обратила внимания на то, что вошел герцог. – Не пытайся убедить меня, что тебе надо было совсем чуть-чуть, что ты просто хотел согреться. Ты всегда так говоришь, а потом напиваешься до беспамятства.

И тут она обратила свой взор на Пруденс.

– А ты… ты! Не могу поверить, что это твоих рук дело. Ты же прекрасно знаешь, что ему нельзя пить, знаешь, что это губит его, и все же за моей спиной…

– Я служу вашему отцу, – отрезала Пруденс, оправившаяся от шока, который испытала при появлении Корделии.

– Да? Но ведь это я плачу тебе жалованье, пока он валяется пьяным.

– И вы же выставили бы меня за дверь, если бы не он!

Корделию поразило, с какой злобной убежденностью она это сказала.

– Что ты имеешь в виду? Да, мы с тобой действительно не очень ладим, но я никогда не собиралась тебя выгонять.

– А он говорил совсем другое, – ответила Пруденс, указывая на викария. – Он сказал, что после смерти матери вы собирались рассчитать меня. И утверждал, что именно он уговорил вас меня оставить. Он говорит, что я работаю у вас только благодаря его стараниям.

Корделия рот раскрыла от удивления. И повернулась к отцу, ища объяснений. Он не проронил ни слова. И это было подтверждением того, что Пруденс не лгала.

А она столько времени надеялась, что он переборет себя и вновь станет прежним! Бездна отчаяния, разверзшаяся перед ней, поглотила все пустые надежды.

Она уже не могла говорить в полный голос, а лишь прошептала:

– Папа, это правда? Ты говорил Пруденс, что я собираюсь рассчитать ее?

Он опустил глаза, стиснул руки.

– Ты всегда утверждала, что не любишь ее.

Ответ его лишил ее последней надежды.

– Ты говорил Пруденс, что я собираюсь ее рассчитать? – повторила она.

– Может быть, после смерти твоей матери, – пробормотал он, – я намекал…

– После смерти ее матери? – перебила его пораженная Пруденс. – Трех дней не прошло, как вы сказали мне, что, если я не поеду с вами, вы позволите мисс уволить меня. Три дня назад вы это говорили!

Викарий лишь пожал плечами, и Пруденс обратилась к Корделии.

– Клянусь, мисс, он уверял, что вы не желаете держать меня. Я никогда бы не пошла против вашей воли, если бы не думала… Я верила ему, когда он говорил…

– Как давно вы снабжаете его вином? – ледяным тоном спросила Корделия. Герцог стоял рядом и слышал каждое слово, но ее это не волновало.

Она хотела знать правду.

Пруденс взглянула на викария. Тот, казалось, готов был растерзать всех. В отчаянии она обернулась к Корделии.

– С тех самых пор, как вы попросили его не пить больше горячего молока с вином. Он пришел ко мне за ключами от погреба, у вас он их просить не хотел. Я сказала ему, что, если он будет брать вино без вашего ведома, вы решите, что его воруем мы с Мэгги. Тогда он и сказал, что достаточно любого предлога, чтобы вы уволили меня.

– Он солгал, Пруденс. – Корделия с трудом выговорила эти слова. – Я понимала, что в твоем возрасте трудно найти новое место. Я никогда бы тебя не уволила. И отцу ничего подобного не говорила.

Пруденс сникла, губы ее тряслись, язык не слушался ее.

– Ох, мисс, а я-то думала… Простите меня… простите…

Корделии казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Они оба обманывали ее, сговаривались за ее спиной, говорили о ней как о каком-то чудовище. Она не могла даже взглянуть на них, особенно на отца. Лжец, обманщик! Она отвернулась к стене. Слезы застилали ей глаза.

– Я не стану держать на вас зла, мисс, если сейчас вы уволите меня, – обреченно сказала Пруденс.

Корделия слышала ее слова словно издалека, но не могла отвечать. Слишком много всего навалилось на нее. Она вспоминала, сколько раз выливала вино из бутылок, сколько раз жаловалась Мэгги и Пруденс, что отец не в силах с собой справиться. Сколько раз заставали они ее плачущей от бессилия что-либо сделать. И все это время…

Она не смогла сдержать рыданий. Она уедет, уедет немедленно!

– Мисс, что со мной будет? – жалобно спросила Пруденс. – Прошу вас, скажите, я должна знать.

Корделия заставила себя вернуться к настоящему. Уехать она успеет.

Не поворачиваясь к Пруденс, она сказала:

– Я не могу наказывать тебя за прегрешения отца.

– Но, детка, все совсем не так, – попробовал оправдаться викарий.

Она продолжала, словно не услышав его слов:

– Но, думаю, ты понимаешь, почему я не могу позволить тебе сопровождать нас. Ты можешь вернуться в Белхам к своим обязанностям. Мы… обсудим все подробно, когда я вернусь.

– Благодарю вас, мисс, – быстро проговорила Пруденс, хватая Корделию за руку. Но Корделия не обернулась к ней.

– Вы так великодушны, – сказала Пруденс, отпуская ее руку. – Я вернусь следующей почтовой каретой.

– Ты этого не сделаешь! – возразил викарий. – Корделия, нет причин отсылать ее. Пусть она обещает соблюдать твои проклятые требо-вания….

Корделия бросила на него возмущенный взгляд, и он умолк. Возможно, он прав и ничего страшного не случится, если позволить Пруденс остаться, но Корделия просто не могла сейчас видеть эту женщину.

– Пруденс возвращается, – твердо сказала она.