Опасный метод
Шрифт:
Юнг. Но ведь тот, кто не подавляет своих желаний, выпускает на волю опасные и разрушительные силы.
Гросс. Вот за что я люблю Ницше, невзирая на его пошлые усики: он твердо верит, что существо высшего порядка, то есть индивидуум, стоит выше любых законов и условностей. Наша с вами работа — научить пациентов быть свободными.
Юнг. Говорят, одна из ваших пациенток покончила с собой — и не без вашей помощи.
Гросс. У нее была выраженная склонность к суициду. Я только подсказал ей, как не испортить всю обедню. Потом спросил, не хочет ли она, вместо того чтобы уйти на тот свет, стать моей возлюбленной. А она ответила: «Одно другому не мешает». Так что она выбрала все и сразу.
Юнг. Мы не должны желать такой участи для своих пациентов.
Гросс. Свобода есть свобода.
(Он выпрямляется и внезапно становится серьезным.)
Жизнь — такая штука: кто не в меру щепетилен, тот подвергает риску свою психику. Поэтому я так считаю: увидел оазис — поспеши напиться вдоволь.
(Кажется, он хотел продолжить, но у него из одной ноздри ручьем хлынула темная кровь. Он пытается ее остановить, потом недоуменно смотрит на перепачканные кровью кончики пальцев. Юнг, оправившись от первого шока, протягивает Гроссу белоснежный носовой платок, которым тот прежде всего вытирает стол, хотя кровь не унимается. В конце концов он отвечает на немой вопрос Юнга.)
От опиума я отказался, но вы не можете требовать, чтобы я одновременно завязал и с кокаином.
Юнг. Вы же видите, что с вами происходит, — срочно надо бросать.
Гросс. Черт подери, а вторая ноздря на что?
Сабина. Кто там?
Юнг. Свои.
Сабина. Входи.
Юнг. Я не…
Сабина. Молчи. Не надо ничего говорить.
Юнг. Похоже, он соблазнил медсестру, они перемахнули через стену, добрались до города, а потом я получил от него счет за гостиницу.
Фрейд. И поминай как звали.
Юнг. Совершенно верно — сбежал за границу.
Фрейд. Это моя вина: не нужно было направлять его к вам.
Юнг. Нет-нет, я, по большому счету, вам даже благодарен, несмотря на глубокое разочарование. А ведь как хорошо все начиналось: знаете, наше общение шло на пользу нам обоим — я давал ему рекомендации, а он указывал мне… новые направления. Но мой предварительный диагноз оказался ошибочным: я предположил у него типичное навязчивое состояние, но дело обстояло сложнее, и я не сразу определил, что у него нет ровным счетом никакого психологического прошлого. Это была чрезвычайно запущенная деменция прекокс.
Фрейд. Шизофрения.
Юнг. Если угодно. Несмотря ни на что, мне казалось, что у нас с ним много общего, — так убедительно он притворялся. Я написал его жене и сообщил диагноз, но он сумел ей внушить, что полностью излечился.
Фрейд. Несчастная женщина: она мне очень симпатична, хотя немки совершенно не в моем вкусе.
(Встает и начинает взволнованно расхаживать по комнате.)
Должен сказать, мне очень отрадно наблюдать за вами в вашей, так сказать, привычной среде обитания. Но для полноты картины надо подождать до завтра — до приезда вашей жены.
Юнг. Боюсь, с приездом Эммы и девочек здесь начнется несусветная кутерьма.
Фрейд. Если я правильно помню, вы надеялись, что на этот раз будет мальчик.
Юнг. Отчаянно надеялись.
Фрейд. Вот как?
Юнг. Мое желание иметь сына — самый наглядный результат метода свободных ассоциаций. Мне всегда думалось: вот родится сын — и можно умереть спокойно.
Фрейд. «Отец зачал меня — и умер» — не так ли говорил Зигфрид?
Юнг. Как ни странно, я впервые задумался о комплексе отца и сына, когда писал статью об истории Зигфрида.
Фрейд. Какое совпадение.
Юнг. Вообще говоря…
Фрейд. К слову, меня все чаще посещает мысль, что мифология и невроз, должно быть, имеют общие корни.
Юнг. Мне думается, если даже все ваши концепции будут опровергнуты, никто не сможет отрицать, что вы произвели революцию в нашей оценке самих себя.