Опасный мужчина

Роджерс Розмари

– Пожалуйста, сядь. – Она махнула рукой, указывая на кресло. – Славный день.

Слегка оторопев, Тори села напротив матери. Девушка испытывала смущение и неуверенность. На лице Паломы не было скорби и даже печали. Тори возмутило ее равнодушие. Возможно, отец был не лучшим мужем, но дочь когда-то любила его. Она будет тосковать по тому отцу, а не по бездушному диктатору, которым он стал в последнее время.

– Ты пришла ко мне по какой-то причине, – произнесла Палома после нескольких мгновений молчания. – Чего ты хочешь?

Беседы с матерью были такими редкими,

что Тори растерянно выпалила:

– Я хочу покинуть Монтерей. Хочу вернуться в Бостон, но дон Себастьян говорит, что я должна выйти за Рафаэля.

Брови Паломы слегка поднялись.

– Ты ожидала, что смерть отца что-то изменит? Мужчинам нет дела до наших желаний. От нас ждут бездумной покорности.

Она говорила спокойно, но Тори заметила в ее тоне горечь. Подавшись вперед, девушка пристально посмотрела на мать.

– Но мы не обязаны всегда подчиняться, как глупые овцы, верно?

Улыбка промелькнула на лице Паломы.

– Ответ зависит от того, кому задают этот вопрос.

– Я спрашиваю тебя. Ты считаешь, что с женщинами следует обращаться как с рабами, выдавать их замуж насильно, считать дерзкими детьми, если они смеют возражать?

– Ты спрашиваешь не у того человека, – сказала Палома после долгого молчания. – Я поступала, как мне приказывали, и не сопротивлялась. Я вела себя в соответствии с тем, как меня воспитали, была кроткой и покорной.

– Да, и в течение двадцати лет пряталась в темной комнате, потому что ненавидела такую жизнь, – заявила Тори. – Неужели тебе никогда не хотелось сказать «нет»?

Впервые за все время мать посмотрела на нее так, словно действительно видела свою дочь. Палома глядела на Тори целую минуту, потом моргнула; в больших темных глазах женщины заблестела пелена непролитых слез.

– Не было такого дня, когда я не сожалела о том, что мне не хватило смелости сказать нет, – произнесла она, наконец, почти шепотом, – и убежать с моим Роберто, вместо того…

Она остановилась, посмотрела в сторону, погрузилась в молчание. Тори внезапно поняла, как тяжело жилось матери. Как страшно любить одного человека и выйти замуж за другого, вспоминать долгие годы одиночества и сознавать, что надеяться не на что. Неудивительно, что Палома предпочла спрятаться от реальной жизни.

Но Тори такой выбор не устраивал. Возможно, ее мать не нашла в себе необходимого мужества, но у Тори его будет достаточно. Она ощущала свою решимость и упорство; они не позволят ей покорно подчиниться чужим требованиям.

Подавшись вперед, она снова завладела вниманием матери.

– У меня тоже есть мой Роберто. В Бостоне. Его зовут Питер Гидеон, я помолвлена с ним.

Палома медленно кивнула.

– Я предупреждала твоего отца, что ты не тот слабый ребенок, которым была я, но он не пожелал прислушаться к моим словам. Я сказала, что это отвратительно, но он был настроен решительно. Понимаешь, он считал, что договоренность с доном Луисом важнее всего остального…

Тори уставилась на мать. До девушки донеслось эхо слов, звучавших в саду. «Это отвратительно… ты думаешь только о себе… Возможно, моя жизнь закончена, но ее – нет…»

– Так

это была ты, да? – Когда мать удивленно подняла брови, Тори объяснила: – Несколько недель назад в саду, за моей калиткой. Я слышала, как ты спорила с папой. Я не узнала твой голос, он был таким…

– Твердым? – Палома горестно улыбнулась. – Да, я редко проявляю непокорность. Несколько лет назад я поняла, что это – бесполезное и утомительное занятие.

– Я так не считаю.

Палома пристально посмотрела на дочь и улыбнулась. Она подняла руку, словно собираясь погладить лицо Тори, но уронила ее на колени. Отвела взгляд, немного нахмурилась, потом снова повернулась к дочери с неожиданной решимостью во взгляде.

– Я должна сказать тебе кое-что. В нескольких банках хранятся деньги, положенные на твое имя и на имя Диего. Таким образом, отец прятал доходы, полученные от продажи оружия другим странам.

– Оружия? От продажи оружия… Полагаю, кто-то должен этим заниматься, производить боеприпасы и…

– Нет, нет, Виктория, все не так, как ты думаешь. Это оружие, инструменты уничтожения, продается любой банде наемников, у которой есть деньги. Речь идет не о законных сделках с иностранными государствами. Знаешь, что это означает? О, я вижу по твоему лицу, что ты знаешь. Да, если группа преступников предлагала деньги за ружья, револьверы, патроны – даже пушки и снаряды, – твой отец продавал их по высокой цене. – Палома откинулась на спинку кресла, на мгновение закрыла рукой глаза, потом снова посмотрела на Тори. – Ты молчишь. Это тебя расстроило или ты тоже считаешь это допустимым способом обогащения?

Внезапно Тори стало холодно, она вздрогнула и обхватила себя руками.

– Нет. Я считаю это гадким. Все деньги, которые он присылал на мое содержание и обучение… Теперь я знаю, почему дядя Симес не желал говорить с папой о его бизнесе. Он никогда не говорил мне об этом, но я чувствовала, что тут что-то не так. Я считала, что просто… Господи, мне противно даже думать о том, что он занимался такими вещами!

– Да, как и мне. Послушай меня, mi hija [32] , я скажу тебе сейчас нечто важное: твой отец припрятал большую сумму, потому что не доверял дону Луису и моему брату. Если Себастьян узнает, он продолжит эту гадкую торговлю, продажу смерти невинным людям. Нельзя допустить, чтобы он забрал эти деньги, ты меня понимаешь?

32

моя дочь (исп.).

– Но что я могу сделать?

– Ты должна раньше его добраться до счетов и снять с них все.

Тори вздрогнула.

– Я не могу – теперь, когда я знаю, что это грязные деньги, мне всегда будет казаться, что они залиты кровью.

– Тогда потрать их на добрые дела, только не позволь моему брату завладеть ими.

Тори посмотрела на мать. Девушка еще никогда не видела на лице Паломы столько огня и страсти.

– Мама, но почему ты не сделаешь это?

Палома горестно улыбнулась: