Опасный спутник
Шрифт:
Потом она вскинула голову и быстро осмотрелась, будто хотела убедиться, что ее не заметили. Наши взгляды встретились и задержались меньше чем на мгновение. Она отвернулась и пошла нормально, не обращая внимания на то, что лежало у нее под ногами. Но я знала: она поняла, что я наблюдала за ней. И снова я почувствовала беспокойство и огромное желание обсудить это с кем-то, кто знает больше, чем я.
Три комнаты, приготовленные для меня и детей, располагались с задней стороны двора. Комнаты для Гаски, которые она займет, когда приедет с медсестрой, находились справа.
В каждой спальне было маленькое вентиляционное отверстие. Тому, кто привык к планетной роскоши, планировка дома, возможно, показалась бы бедной и довольно безыскусной, но я находила ее приятной. А в открытом внутреннем дворике приятно было посидеть. На мой взгляд, намного лучше, чем переполненные квартиры, к которым я привыкла за свою жизнь.
Вскоре на меня навалилось довольно много дел: я была занята, расселяя детей в новой квартире, а потом помогая медсестре, сопровождавшей Гаску. Ей дали успокоительное, так что она передвигалась как в тумане и вяло выполняла распоряжения медсестры. Та сообщила мне, что когда ей предложили остаться с семьей коменданта, Гаска впала в такую истерику, что доктор решил, будет лучше позволить делать, что ей хочется, и надеяться, что тишина и спокойствие этого дома ей помогут.
Как только мы довели ее до кровати, она сразу же погрузилась в глубокий сон. И поскольку, казалось, ничто ее не тревожило, мы с медсестрой начали распаковывать и раскладывать по местам ее вещи.
Мы позвонили слуге, чтобы он накрывал на стол. Еда нам понравилась. Оомарк налегал изо всех сил, и я заметила, что сегодня и Бартаре, которая обычно ковырялась в тарелке, проявила аппетит почти такой же, как у брата. Мы приземлились в послеобеденное время; сейчас уже темнело, и я предложила детям лечь спать.
И снова я была приятно удивлена, когда ни один из них не стал бунтовать; казалось, они даже хотели этого. И оказалась еще больше изумлена, когда — я как раз подоткнула Оомарку одеяло — он поймал мою руку и крепко сжал ее, глядя мне в лицо, будто искал утешения.
— Ты не уйдешь? Ты будешь здесь?
— В комнате, Оомарк? Ты хочешь, чтобы я осталась в комнате, пока ты не уснешь?
Ни один из детей не проявлял раньше таких чувств. И я с воодушевлением восприняла, что Оомарк так относится ко мне, хотя я и сожалела о причине, вызвавшей это отношение.
На мгновение мне показалось, что он согласится с моим предложением. Но потом он освободил мою руку и покачал головой.
— Просто здесь — в доме. — Он приподнялся на локте. — Бартаре говорит, ты Ей не нравишься.
— Я не нравлюсь Бартаре? — возразила я, хотя у меня было подозрение, что «она» в этой фразе не была его сестрой.
— Ты не понравишься Бартаре, если не понравишься Ей, — сказал он. — Бартаре…
— Ты звал меня, брат?
Бартаре стояла в дверях. Она уже была в ночной рубашке. А ее волосы, освобожденные от дневных шнуров, были распущены и ниспадали на плечи.
— Нет. — Он отвернулся так резко, будто меньше всего на свете хотел
Я решила, что пытаться сейчас на него надавить — время неподходящее, потому ослабила хватку и пожелала ему спокойной ночи. Когда я подошла к двери, его сестра отступила передо мной. Но оказалось, она ждала меня снаружи.
— Оомарк просто маленький мальчик, знаешь ли, — сказала она так, будто ее от брата отделяла долгая вереница лет. — Испуганный маленький мальчик.
— Ему здесь бояться нечего, — продолжила она после паузы. Простое предложение, но в интонации, с которой она произнесла слово «ему», во взгляде, которым посмотрела на меня из-под полоски бровей, было что-то разоблачающее. Это было предупреждение. И в нем чувствовалось такое безбрежное бесстыдство, что я была просто поражена, потому что на мгновение, может быть, всего на секунду или две, мы, казалось, поменялись ролями. Я была у нее под контролем, а не она на моей ответственности. Думаю, она моментально почувствовала, что допустила ошибку, зашла чуть дальше, чем следовало, ибо то, что обволакивало ее, как покров, исчезло, и она снова оказалась маленькой девочкой.
— Странно… — Бартаре посмотрела в сторону, обвела взглядом двор, будто стараясь навести на мысль, что и она была слезинкой, пролитой об этом чуждом мире. Только смена настроения запоздала и была слишком наигранной — хотя я держала себя в руках и скрыла, что заметила ее ошибку.
— Приятная планета — судя по тому, что мы успели увидеть.
— Она убила моего отца, знаешь ли.
— Авария. — Я не могла понять ее — возможно, просто в ее глазах я была ей не ровня.
— Да, авария, — согласилась она. И снова, хотя, может, я была слишком подозрительна, мне послышалась угроза в ее словах.
— Хочешь пойти спать сейчас? Мне показалось, ты сказала, что устала.
— Да, — согласилась она, и в ее голосе слышалось почти облегчение, как будто она была благодарна за мое предложение.
И когда я укладывала ее спать, как и Оомарка, она снова была маленькой девочкой.
— А ты сейчас тоже ляжешь спать? — спросила она, когда я собиралась уходить.
— Да, скоро…
— Но ведь ты не уйдешь далеко?
— Я буду во дворе. — Но мне как-то не верилось, что ей нужна моя поддержка. Скорее, ей хотелось узнать, где я буду, чтобы достичь какой-то своей цели.
Я села так, чтобы видеть двери обеих детских спален. Прежде чем усесться, включила автоматическую сигнализацию у ворот двора. Ничто не могло войти и выйти, не встревожив робота-охранника и заставив сработать сигнализацию. Не могу на самом деле сказать, почему так поступила, но, когда это было сделано, я почувствовала себя в большей безопасности.
В отсвете очень большой и желтой луны, которая освещала Дилан ночью, кристаллические квадратики в тротуаре флюоресцировали и светились, почти так, как если бы под каждым была лампочка. Мне было видно, что в комнате у Гаски горит ночной свет; я знала, что медсестра собиралась сидеть с ней по крайней мере часть ночи.