Опавшие листья
Шрифт:
— Вам нравится, Сергей Сергеевич?
— Манерно очень… Как-то балетом отзывает. Нет настоящей лихости вальса.
— Ничего красивого, — фыркнула, поджимая губы, старая дева, свояченица командира батальона. — Фигуряют, словно парни с девками в хороводе.
— Но Наташа прелестна! — сказала казачья дама. — Украшение полка.
— И всего гарнизона, — сказал Сергей Сергеевич, — скажу больше — всего моего уезда.
— Вы находите? — ядовито сказала свояченица. — Конечно, она институтка. Но от института я ожидала видеть больше скромности
— Нет, очаровательная пара, — сказал Сергей Сергеевич, — их надо повенчать.
— Стыдитесь, Сергей Сергеевич. Ваше ли это дело. Сами жениться не сумели, а других сватаете.
— Мое время не уйдет, — вздыхая, сказал Сергей Сергеевич, — закрутил накрашенный ус и поправил накладку на черепе.
Федя подвел, вальсируя, Наташу к стулу и посадил ее.
— Наталья Николаевна, могу вас ангажировать на первую кадриль?
— Нет, Федор Михайлович. Кадриль я обещать вам не могу.
— Почему? — спросил Федя.
— Я обещала первую нашему адъютанту.
— А вторую?
— Вторую я буду танцевать с артиллеристом Сакулиным.
— Котильон?
— Котильон меня просил сотник Грибанов. Я не могла ему отказать. Он правая рука папы.
— Это жестоко!
— О чем же вы, милый человек, раньше думали?
— Нет, Наталья Николаевна, вы не сделаете этого.
— Чего?
— Вы не будете с ними танцевать!
— Как же я могу, когда я обещала!
— Наталья Николаевна, — начал Федя, но в эту минуту маленький изящный Сакулин, звеня шпорами ярко начищенных ботинок, подбежал к Наташе, приглашая ее на вальс.
Наташа встала, ласково улыбнулась Феде и положила руку на плечо Сакулину.
XVII
Мрачен стал Федя. "Вот возьму и набодаюсь, как зверь, — подумал он. — Буду пьян, как дым, пускай видит!"
Он исподлобья посмотрел на скользившего мимо со своей дамой Сакулина и пошел не глядя по залу.
Любовь Андреевна окликнула его. Он не оглянулся.
В маленькой, скромно меблированной гостиной дамы постарше играли в лото. Николай Федорович сидел с ними и, вынимая из мешка бочоночки с цифрами, неторопливо возглашал:
— Пять… семь… шесть…
Дамы подвигали билеты по картонам и вздыхали. В карточной начальник гарнизона, сердито раздувая большие усы, распекал командира батальона.
— Так нельзя, сударь, играть, — говорил он начальническим голосом. — Игра объявлена в пиках, а вы… Это черт знает что.
Черный бородатый артиллерийский полковник молча тасовал карты.
— Ваше превосходительство, разрешите сдавать? — сказал он.
— Да, — меняя голос, ласково сказал начальник гарнизона. — Сдавайте, пожалуйста, голубчик. Почем заключили контракт на овес на вторую половину года с Нурмаметовым?
— По сорок пять копеек. Как вам нравится наше новое собрание? Вот
— Собрание хорошее, да только в случае землетрясения ног не унесешь, — генерал покосился на тяжелые балки дощатого потолка.
"Вот-то славно, — подумал Федя, — сейчас землетрясение. Рушатся потолки, стены ходят. Все бегут в паническом страхе, а я бросаюсь и спасаю ее. Я!.. а не адъютант, не Грибанов, не Сакулин"…
Их всех он ненавидел в эту минуту.
В столовой солдаты накрывали на ужин и «кустиками» расставляли по столу бутылки с вином и сидром.
В буфетной Бирюков, прапорщик Лединг, лекарь Вассони капитан Фармазонов пели нестройными голосами, сидя за круглым столом:
Полно, брат, молодец, Ты ведь не девица, Пей, тоска пройдет. Пей! Пей!пьяными голосами орали они.
Тоска — про-ой-дет!закончил один Бирюков и громко икнул.
— Кусков, — крикнул он. — Не гордитесь и не фордыбачьтесь. Садитесь и составьте нам компанию, гордость батальона… Фармазон, правда, что сей юноша л-лучший фронтовик и… п-пять пуль безотказно в мишень?
— Верно! Тэн пан може!..
— Тогда пусть хлещет с нами по-казацки!
Бирюков подвинул граненый стаканчик и дрожащей рукою налил водки.
— Пей, молодчи-чинадзе!
Феде в эту минуту они казались отличными, добрыми людьми. Ему льстило, что Бирюков, командир сотни, и Фармазонов, ротный командир, ухаживают за ним. Он хлебнул водки.
— Залпом, залпом! Он, братие, и пить не умеет, — захохотал Фармазонов.
— Нет, я умею, — упрямо встряхивая волосами, сказал Федя.
— А ну, докажи! — сказал Бирюков и налил большой чайный стакан водки. — Хвати-ка, брат, кубок Петра Великого.
Налей, налей, товарищ, Заздравную чашу, Бог знает, что будет, Что будет с нами впереди! —нескладно затянули Вассон и Лединг.
Федя молча взял стакан, медленно выпил до дна, опрокинул, чтобы показать, что в нем ничего не осталось, и с треском поставил его на стол.
Малиновые круги плыли у него перед глазами. Ему казалось, что он уже давно так сидит в полутемной буфетной с этими четырьмя милыми офицерами и ему с ними было хорошо. С ними все было просто.