Опекун для юной девы
Шрифт:
До него никто из местных в самолет не поднимался. И версий на тему, как выглядят эти самые «местные» выдвинуто было немало. А он — молодой, высокий, черноволосый, в самом обычном костюме и при галстуке — был как-то слишком уж прозаичен, его и заметили-то не сразу. Однако именно от него пришло, наконец, разрешение, покинуть ненавистный самолет. Правда, пока не всем.
— Ситуация, в которую вы попали, не простая, — спокойно пояснил он измученным ожиданием пассажирам. — А потому мы поступим следующим образом. Сейчас все взрослые совершеннолетние пассажиры приглашаются на информационное собрание, которое состоится в помещении местной военной
«Дети», особенно старшего возраста, недовольно зашумели:
— Почему только им? Говорите всем! Мы тоже имеем право на полноту информации!
— На что вы имеете право, знают ваши опекуны, или те, кто временно выполняет эти обязанности, — спокойно возразил черноволосый. — Я ваших законов не знаю, и решать за ваших руководителей не намерен. Поэтому пока — будет так, как я сказал. Пожалуйста, взрослые, выходим, не задерживаем остальных.
Взрослые ушли. Дети остались. К счастью, на этот раз ждали недолго. Уже минут через десять в салон вошла стюардесса, и пригласила на выход подростков шестнадцати и семнадцати лет. По ее словам, местные власти предоставляли для ожидания гостиницу. Вообще, это было странно. За прошедшие минуты никакого собрания провести бы никто не успел, решения принять, основываясь на полученной информации — тем более. И вообще, на выход, прежде всего, следовало бы отправлять малышей, им сидеть и ждать сложнее…
Но взрослых не было. А подростки указанной возрастной группы радостно спешили покинуть самолет.
* * *
— И все же я вынужден настаивать, Владыка, — в голосе говорившего мешались почтительность и непреклонность.
— А скажи ты мне честно, Риньер, вот лично тебе — оно зачем? — удобно откинувшись в кресле, Владыка протер глаза. Все же в очках они уставали. Или дело тут было не в очках. Ведь раньше он носил их практически целыми днями. А теперь… А теперь, видно, спать надо было чуть больше, чем пара часов в сутки. Но днем у него были дела. А ночью… А ночью дела были тоже.
И вот теперь уже вечер, а он рассчитывал попасть домой до заката, летние ночи и без того слишком коротки. Надо уже заканчивать эту эпопею с очередным заблудшим самолетом. Но подчиненные сегодня просто в ударе. Они бы такое рвение по делу проявляли. А то такая инициативность, словно, бедные, от скуки маются, чем и занять себя не знают.
— Вот лично мне… — говоривший задумался. — Лично мне их всего лишь жаль, Владыка. Они дети, и они заслуживают хотя бы шанс… Хотя бы завершить свое детство.
— Все дети остались в самолете, куратор, — в голосе Владыки сквозило явное раздражение. — И в течение получаса отправятся в аэропорт назначения с призами и подарками. Что само по себе не здорово, потому как этот акт доброй воли люди сочтут не более, чем слабостью. И дальше мы будем вынимать из «паутины» случайно залетевшие туда самолеты, нашпигованные детьми и всевозможными приборами слежения, по две штуки в неделю. А скорее всего и по три. И тогда эти самолеты-шпионы нам придется взрывать прямо на границе. И прямо вместе с детьми. И вы будете сидеть и шептать по углам, что Владыка слишком жесток, или слишком безумен.
— Я все понимаю, Владыка, но все же шестнадцать… Это слишком мало, чтоб считаться взрослым. Мы сами создавали
— Если этого потребует выживание нас, как вида, то и сочтем. А пассажиры вражеского самолета гражданами Страны Людей не являются, и, соответственно, гражданскими правами не обладают. Что же до возраста — им повезло, что в основном там летели старшие школьники, иначе я снял бы и тех, кто младше. Но пятьдесят человек из ста тридцати можно и оставить. Надеюсь, на западе впечатлятся. Ладно, все, — Владыка решительно встал. — Сарминоратит, подберите, кто из ваших пилотов сопроводит самолет до места назначения. Человеческого летчика одного оставьте, пусть связывается с местными диспетчерами, незачем нам изучать их позывные. По прибытии в аэропорт перережьте горло. За отличную работу вашей базы я готов передать вам в пользование пятнадцать пленников, можете выбрать на свой вкус, согласуйте только с Риниеритином, его проект в приоритете.
Начальник базы кивнул и поспешно вышел.
— То есть проект ты все же мне разрешаешь? — в отсутствии посторонних они давно уже перешли на «ты». В конце концов, не только на приемах встречаются. И если бы вызов с границы не застал их обоих за дружеской партией в тарго, Владыка на базе и вовсе б не появился. Полномочий у Риниеритина было более чем достаточно, чтоб разобраться в возникшем вопросе. Но Владыка порой любил — по старой памяти — вникать в дела Верховного Куратора слишком уж пристально. Порой это бывало на пользу. Сейчас — связывало руки.
— Попробуй, — повернувшись к окну, Владыка наблюдал, как подростки выходят из самолета. Как дивятся неведомой лестнице, предложенной им вместо трапа. Как рассматривают окружающие их горы. — Я не очень-то верю в результат, скажу тебе честно. Либо сгорят от ментального воздействия, либо просто не смогут принять условия местной жизни. И мы получим весь букет от суицидов до попыток революционного восстания.
— Значит, буду тестировать особенно тщательно. И брать в группу лишь тех, кто потенциально способен выжить и приспособиться. Думаю, человек двадцать я наберу легко.
— Двадцать? — Владыка чуть вздернул бровь. — Вы поумерили бы аппетиты, Верховный. Ресурс не бесконечен. Мне из этой партии еще за преданную службу награждать, за выслугу лет, за успехи в развитии отрасли. Сам знаешь, какой у нас нынче год — юбилей на юбилее. На столь малоперспективный проект я готов дать разве что десять.
— Да перспективы-то как раз замечательные, Анхенаридит. Если мне удастся приживить их к местному обществу, мы сможем рассматривать подобную практику как один из способов пополнения…
— Да-да, ты уже рассказывал. Но больше десяти я дать не могу, они, знаешь ли, и по прямому назначению требуются. Хочешь — могу снять с этого рейса еще пятнадцатилетних, их там как раз двенадцать человек, отдам всех тебе.
— Вот эти точно уже сгорят. Все до единого. Так что оставь их. Пусть себе летят, они же дети, — Верховный тоже подошел к окну, взглянул на самолет, на подростков, недоуменно озирающихся по сторонам. Что им там наобещали, автобусы? Ну, еще не долетели. — А что до наград — да возьми ты диких, награждай стадами, совсем не обязательно абсолютно всем делать столь экзотические подарки.