Open look, или Счастье видеть
Шрифт:
На первый взгляд здесь не было даже привкуса одиночества, безнадёжности и безысходности, люди словно просеяны через сито надежды. По утрам из окон пахло молочной кашей. Дворы такие просторные, зелёные и тенистые, что в них вывешивали сушить бельё, одеяла и пледы. Всё по-домашнему уютно, а где-то рядом шумит мегаполис. Однако я успела увидеть изнанку этого благополучия и знала, как по ночам бывает темно и тоскливо. Как хочется, чтобы наступило утро и чайки выплакали за тебя всю грусть.
Прошло совсем немного времени, и в один из тёплых апрельских дней домой вернулась мама. Она принесла с собой свёрток, пахнущий
– Кошка, тебе нельзя, – говорила мама и доставала меня из его кроватки. Она разговаривала мягким, как свежий хлеб, голосом. Когда малыш спал, мне казалось, что это только моя мама.
В один из вечеров я смотрела на вас, думая о том, какие вы красивые и разные. У папы – рыжие волосы и усы, а глаза коричневые, как шоколад. От этого он казался особенно тёплым, но не как лето, а, скорее, с привкусом осени, когда всем хочется сидеть дома, укутавшись в плед, смотреть из окна на золотые листья и пить горячее какао. Мама была младше папы и напоминала раннюю весну, пришедшую после долгой зимы. С голубыми глазами цвета ясного февральского неба и русыми волосами, лежащими плотными волнами. Ты была рыжеволосая и кареглазая в папу, а кудрявая – в маму, стеснялась своих непослушных волос.
– Какая она милая, – сказала вдруг мама, посмотрев на меня.
– Какое у неё милое пятнышко на носике, – сказала ты.
Я хотела ответить, что вы тоже очень милые, но получилось: «Ми-ми-ау!»
Папа оторвался от чтения книги и поднял глаза.
– Мими. Значит нашу кошечку будут звать Мими.
– Мими, Мими! – Ты захлопала в ладоши, подхватила меня на руки и закружила так, что вся комната завертелась перед глазами каруселью. – Пойдём к зеркалу, смотри какая ты красивая, Мими!
Но я бы сказала, что была скорее смешная, чем красивая. Разноцветные рыжие и черные пятна расползлись по короткой шерсти. Грудка и лапы – белые, хвост – чёрный. Под светлыми зелёными глазами торчал розовый нос, еле заметный среди рыжего и чёрного пятна. Зато подушечки лап были скрыты в такой густой шерсти, что движения становились почти бесшумными.
Дни тогда пролетали как электрички за окном – шумно и быстро. Каждое утро казалось, что по квартире носятся десятки, а то и тысячи, ног. Голоса бурлят, как весенний ручей.
– Лина, Лина, ты проснулась? Ты встала?
– Дорогая, ты не видела мой галстук?
– Завтрак готов!
– Уа-уа-а-а!
– Кто-нибудь, успокойте малыша!
– Лина, где ты? Мы опоздаем в садик!
Пахло сбежавшим на плиту молоком, подгузниками, мятой, кожей и ещё чем-то резким и неприятным.
– Дорогой, вынеси коляску на улицу!
– Да, уже вынес. Я на работу, до встречи вечером!
– Лина, ну что ты там, ещё не оделась? Ты же уже большая девочка! Будешь так копаться, ничего в жизни не успеешь!
Аты, по правде сказать, была ещё совсем маленькой девочкой – в июле исполнилось всего шесть, и тебе очень хотелось, чтобы мама помогла завязать эту неудобную шапку. А ещё ты искренне не понимала, почему вы каждое утро вовремя встаёте, так быстро бегаете и всё равно ничего не успеваете.
Выходные дни мало чем отличались
В один из таких дней мама вздохнула и посмотрела в окно.
– Скоро совсем станет тепло, Мими…
Она взяла меня на руки и гладила. Руки её – заботливые, лёгкие и пахнут молоком. Это так приятно, что я замурчала.
До вечера я просидела на подоконнике. Каждый день за окном происходило почти одно и то же, но никогда не повторялось. Утром люди спешили, преодолевая ветер с залива и своё нежелание выходить из дома. Тянули за руки ещё сонных детей. Шапки сбивались, терялись варежки. Кто-то плакал громко, а кто-то – про себя. Старая электричка свистела, словно тренер в сиплый свисток, чайки хриплым голосом подражали. Потом всё успокаивалось, и дворники спокойно убирали улицы. В тот день ветер трудился вместе с ними – раскачав высоченные кроны тополей, вымел, как мётлами, все хмурые облака и тучи. Вытащил на небо солнце. Разбудил его. Земля вмиг согрелась, снег растаял, по тропинкам и дорожкам потекли ручьи. Выхватил из-под оттаявшего снега старые осенние листья и ветки и унёс куда-то вдаль. Разбудил спящие кусты, которые, проснувшись, зарделись румянцем.
С залива долетал запах моря, хотя оно было ещё подо льдом. Доносился щебет птиц, чьи гнёзда трепетали на деревьях, как флаги. Всё ликовало. Солнечные лучи проникали сквозь снег, ветви и траву, сквозь сердца людей. Неслись сорванные ветром шапки, потерянные варежки. К обеду стало мягко и хорошо, как будто ветер развеял все недуги, печали и страхи.
А вечером снова свистела электричка, и люди бежали уже домой. Оттаявшие на дневном жарком солнце клочки голой земли к ночи серебрились инеем. Ночи в апреле морозные, часто первые проталины заботливо прикрыты свежим снегом, как одеялом.
Кок проходит твой день, Свет мой? Особенно утро. Расскажешь?
Хорошо, когда в нём всё до капельки нравится, ну а если нет – можно ведь изменить? Как думаешь?
Мои дни часто такие шумные, что спроси кто-нибудь, помню ли я глаза своего папы – не смогу ответить! Но потом я их разглядела, и теперь это уже навсегда. Ещё он смешно бровь поднимает, когда думает. Здорово помнить, какие глаза у твоих любимых. Ты помнишь?
В окно я обычно смотрю по утрам выходных или вечером будней, когда в комнате уже не горит свет. Я смотрю в глаза уличным фонарям, и им становится не так грустно. Бывает, они расскажут, как вообще день прошёл, что происходило на улице. Им ведь совершенно не с кем поделиться! Представляешь? И, оказывается, столько всего было, а мне все дни кажутся одинаковыми.
Расскажи, что за твоим окном?
Глава 3
Укромный уголок детства