Опер печального образа

Вересов Дмитрий

– Пост принял! – четко отрапортовал Валентин Петрович и влетел в круг.

Этот на носочки вставал, делал пару шагов, но руками двигал только чтобы не потерять равновесие. Все же, пусть и корявенькая, но лезгинка получилась. Правда, длилась она недолго, зеленая волна чуть не сшибла Кудинова с ног. Это жена капитана Харитонова влетела в круг и принялась отплясывать ламбаду с кавказским танцевальным акцентом.

– Если ты снова заставишь меня танцевать, – Аня дернула за рукав своего мужа, – я брошусь вот с этой скалы.

Но генерал уже занял место

за столом. Нагуляв аппетит, он жадно принялся за еду. Без него лезгинка быстро затухла. Подчиненные, почувствовав, что начальство ушло куда-то в сторону, забеспокоились, круг распался. Самые сообразительные поспешили к столу. Кудиновы тоже заняли места во главе стола. Скоро из танцующих осталась одна только жена Харитонова, которой трудно было так сразу остановиться.

После нескольких тостов банкет перешел в свою неторопливую стадию, когда жены советуют мужьям больше закусывать, хотя сами уже хохочут чересчур громко, длинный стол самопроизвольно разбивается на сектора, которые сообщаются друг с другом только через сидящего во главе стола виновника торжества. Но и во главе стола был свой кружок с начальством в центре. Генерал уже разомлел, говорил мало, вяло давал Кудинову отмашку, и Валентин Петрович занимал свой кружок кавказскими рассказами.

– Это было опять же в Чечне, – говорил Кудинов, обращаясь, в основном, то к одному начальнику, то к другому. – Я тогда распутывал дело об убийстве главы районной администрации. Сами понимаете, как в тех условиях было проводить наши обычные следственно-розыскные мероприятия. Допрос чабана из соседнего аула превращался в настоящую войсковую операцию. А сроки, товарищ генерал, сами знаете, там тоже строгие…

– Это не у осужденных сроки, – сказал генерал, – а у нас с вами. Зека за один раз один срок мотает, а наш брат сразу несколько, по многим делам.

Присутствующие одобрительно закивали, соглашаясь с мудрым замечанием генерала.

– Но я все-таки на главного подозреваемого тогда вышел, – продолжил свой рассказ Кудинов. – Мирный такой чеченец Халил Таймиев. Правда, брат у него воевал в банде Дзагоева. Но сам он, на первый взгляд, ни в чем таком замечен не был. На самом же деле – хитрый и коварный враг, который годами ждал своего часа, выпустил свою бандитскую пулю по указанию командира и опять на долгое время затаился…

– Все они – абреки, – подтвердил генерал. – Смотрят тебе в глаза, кунаком называют, только отвернулся – пуля или кинжал. Мне бы десантную дивизию под команду и полную свободу действий. За три дня Чечня была бы ниже Урюпинска, тише деревни Гадюкино. Стояли бы себе в очереди за пособиями и семечки лузгали в папахах. Счастливая жизнь…

– А мне бы дали фалангу Александра Македонского, – сказал Михаил Ане и Санчуку, – я бы тоже Кавказ покорил.

– А мне бы дали гарем, как у Шамиля, – подхватил тему Санчо, – я бы сам Кавказу покорился.

– Это кому гарем? – ткнула его локтем в бок недремлющая жена. – Ты с одной-то научись обходиться, обеспечивать ее всем необходимым, а потом гарем!

– Ты же за неделю проешь бюджет

маленькой африканской страны! – парировал Коля Санчук. – Все необходимое для тебя на «Титаник» не поместится!

– То, что ты домой приносишь, даже в мыльницу не помещается, – возразила жена.

– Тише вы, – остановила их Аня. – Не ссорьтесь. У Шамиля не было гарема, он же был имамом.

Супругов Санчуков эта информация быстро примирила, правда, на короткое время.

– Ты соврала, хотя и во благо семьи Санчо, – прошептал ей на ухо Михаил. – У Шамиля было несколько жен, причем одновременно. Одна шила, другая готовила, третья детей воспитывала, а была еще молоденькая… прямая линия от пророка Мухаммеда. Она, так сказать, за идеологию отвечала.

– А ты откуда знаешь? – усомнилась Аня. – Это же не Япония, не Китай. Откуда такой интерес к исламу? Может, тоже задумываешься по поводу гарема?

– Это интерес не к исламу, а временное любопытство к Кавказу, – пояснил Корнилов. – Надеюсь, временное… Только для того, чтобы кое-кого из эрудитов и книгочеев посадить в лужу.

– Ну, погоди, знайка-зазнайка, – ответила ему Аня. – Я еще отыграюсь на своем поле.

А мое поле – огромный континент рядом с твоими крошечными островками Кюсю, Рюкю и так далее.

– Это мои-то острова крошечные? – возмутился Михаил. – Вот смотри. Юриспруденция, право…

– Нет, ты это все в одну кучку сваливай, – остановила его Аня. – А то я начну сейчас: журналистика, техника печати, теория репортажа…

– Хорошо. Готовь пальцы, потому что моих не хватит. Юриспруденция, Япония, дзю-дзюцу…

– Это относится к Японии, – Аня стукнула его кулачком по коленке.

– У дзю-дзюцу, между прочим, китайские корни, – усмехнулся Корнилов.

– Так и загибай тогда «Китай» и больше к этому не возвращайся.

– А так как Бодхидхарма пришел из Индии, я и «Индию» загну, – торжественно потряс пальцем Михаил.

– Вот «Индию» загибать не надо, – возмутилась Аня. – Немедленно разожми ее обратно. Об Индии ты не имеешь ни малейшего представления. Вот скажи, кто из них мужчина – Зита или Гита?

– Ясное дело, Гита, – ответил Михаил.

– Почему?

– Гита – он, Зита – она, – пояснил Корнилов. – Это очень просто.

– Вот и неправильно! – захлопала в ладоши Аня. – Это две сестры. Только одна затюканная, а вторая – наглая.

– Это ты, затюканная и наглая одновременно, не видела продолжения, – не сдавался Корнилов.

– Вера, Вера, – Аня запросила поддержки у жены Санчука. – Он говорит, что Гита была мужчиной…

Спор по поводу индийского кино, которого, по правде говоря, ни Михаил, ни Аня терпеть не могли, принимал экспрессивный, итальянский характер. Но Аня слишком хорошо успела изучить мужа даже за столь короткий срок супружеской жизни. Михаил шутливо возмущался, призывал Колю Санчука в свидетели, приводил какие-то фантастические доказательства, а сам внимательно прислушивался к тому, что в этот момент рассказывал в конце, вернее, начале стола Валентин Петрович, полковник Кудинов.