Опер печального образа
Шрифт:
– Не нравов это падение, – поправила его Аня, – а твоего рейтинга как заслуженного японоведа органов внутренних дел. Признавайся сразу, Корнилов, когда ты еще успел за эти дни навешать мне на уши черной японской лапши?
– Вообще, теперь буду молчать, как на допросе, – обиженно пробубнил Михаил.
– Японская железная дорога «синкансэн» имеет протяженность более двадцати тысяч километров… Японские поезда никогда не опаздывают. Опоздание поезда в десять минут станет сенсационным материалом на первых полосах японских газет… Я не успею рассказать вам и самого главного о синкансэн,
Корнилов молчал, глядя в окно. Зато гид-японец чувствовал себя уверенно, говорил ровно, тщательно интонируя фразы. За окном вагона один вид сменялся другим, словно кто-то менял диапозитивы в стекле стоящего вагона. На движение не было ни малейших намеков вроде толчков, рывков, покачиваний.
– Медвежонок, ты что, обиделся на меня? – Аня прижалась на секунду к плечу супруга, будто ее качнуло вместе с вагоном поезда. – Ты обратил внимание, что японский поезд похож на пулю? Представляешь, мы находимся внутри пули, летящей в какую-то цель. Мы несемся над рыбацким поселком, чайными плантациями… – …на фоне Фудзиямы.
– Что, и тут тоже вид на Фудзияму? – удивилась Аня.
– С правой стороны.
– Интересно, в Японии есть место, где не видно Фудзиямы?.. Так вот, Медвежонок, мы несемся с тобой внутри пули к далекой, заветной цели. Правда, здорово? Что ты молчишь? Тебе как человеку с ружьем, то есть с оружием, эта фантазия должна быть близка.
– А если нас выпустили из нарезного оружия? – спросил Михаил.
– При чем здесь нарезное оружие? – не поняла Аня.
– Если из нарезного, мы бы вращались вокруг своей оси со страшной скоростью. Никакого вида на гору Фудзи! Вот было бы весело!
Аня поморщилась и отодвинулась от повеселевшего мужа.
– Меня сейчас укачает, – сказала она.
– Ты попадешь на первые полосы японских газет. Впервые в японском синкансэн кого-то укачало!
– Это меня от тебя укачивает, – Аня стукнула его кулачком по коленке, как невропатолог.
– Если тебя укачивает, не надо было выходить замуж.
Колено Михаила стало подпрыгивать, и ему пришлось схватить его обеим руками.
– Ань, подержи, пожалуйста, колено, а то у меня руки устали, – попросил Михаил.
Гид не сразу заметил, что русские туристы давно не слушают его и не восхищаются строго упорядоченными японскими видами из окна, а наблюдают за любовными играми молодоженов. В следующий раз он выберет туристическую группу из старых дев и супругов с большим стажем. И обязательно просмотрит анкетные данные: нет ли среди туристов полицейских из Петербурга?
Михаил тоже заметил, что все смотрят на то, как Аня всеми силами старается удержать его прыгающее колено, то есть этот сустав на какое-то время сделался центром всеобщего внимания.
– Японцы очень любят спать, – заговорил он, не обращая внимания на змеиную улыбку гида. – Умение засыпать при первой возможности в любой позе они возвели в ранг такого же искусства, как икебана или бонсай. Обратите внимание на того тощего студента. Он спит не потому, что этого требует его организм, а потому, что получает удовольствие от сна. Если понадобится, он будет зубрить сутками, забыв о подушке. Но уж если есть
– Зачем ты злишь этого бедного япончика? – спросила Аня, когда русские туристы повернулись к окну, оставив их на несколько секунд наедине.
– Не знаю. Нравится мне дразнить этого «тамагочи». Но, вообще-то, я хочу нравиться тебе. Знаешь французскую поговорку: «Любовь даже ослов заставляет танцевать»?
– Ослов? Я помню эпизод из Сервантеса, когда бедному влюбленному Росинанту здорово досталось от погонщиков… А ты еще и французским владеешь?
– Никакими избитыми языками не владею из принципа, – ответил Михаил, уже трогая не свое колено. – Вот выучу японский, примусь за вьетнамский, там возьмусь за табасаранский. Говорят, там около сорока падежей…
– ….и столько же слов. Так это ты ради меня затеял эту лекцию о сне?
– Понимаешь, Аня, наболело. Следователю ГУВД надо уехать куда-нибудь в Японию, чтобы выспаться. Так и тут есть люди, которые ему мешают, будят, бесцеремонно вмешиваются в его сновидения. А я, может, с Буддой во сне разговаривал.
– Я думала, что ты вообще спать в Японии не будешь. Станешь носиться с высунутыми языком и объективом, впитывая впечатления.
– Не понимаю я таких туристов, – назидательно сказал Михаил, – которые вместо того, чтобы проникнуться духом страны, попытаться постигнуть непостижимое, коллекционируют собственные изображения на фоне памятников. Бегают они по достопримечательностям и помечают их, как собачки: «Здесь я был, здесь тоже…» А что это, Аня, у тебя такое? Неужели видеокамера?
– Кто-то попросит меня показать ему Японию, когда мы приедем в Питер, – отозвалась Аня с ехидной улыбкой. – Я порекомендую ему духом питаться. Впрочем, я ему, может быть, покажу Японию без камеры.
– Каким образом? – заинтересовался Михаил.
– Потом узнаешь…
– Вот не люблю я женщин за это. Они все стараются оставлять на потом: недопитую водку, приятный сюрприз, страшную месть… Кажется, нам пора выходить. Вон наш «тамагочи» засуетился, сейчас начнет заливать про первую столицу Японии.
– А это первая столица Японии?
– Да, с восьмого века нашей эры. К тому же этот город когда-то был восточной оконечностью Великого шелкового пути!
– Да что ты говоришь, мой любимый Знайка! Дай-ка я запечатлею твою восторженную физиономию. Видела такие только у предвкушающих выпивку алкашей…
– Еще бы, Аня! Нара – это Мекка для меня. К тому же такое родное ментовское название. «На нары, бля, на нары, бля, на нары…»
Гид-японец торжествовал. Наконец, он увидел этого русского притихшим, ошеломленным, с улыбкой тихого счастья на лице.