Опера доктора Дулиттла
Шрифт:
— Да какой адвокат согласится? — встрепенулась Крякки.
— Эти крючкотворы согласятся на что угодно, лишь бы им хорошенько заплатили, — засмеялась сова Бу-Бу.
— Я уже нашел адвокатов, — сказал доктор, — которые готовы защищать вас в суде и распоряжаться вашими деньгами по доверенности.
О’Скалли ухмыльнулся.
— Насколько я понимаю, доверять можно только тому, кому веришь. А я верю только доктору Дулиттлу и еще немножко Мэтьюзу.
— Верно, — поддержала его Крякки. — Мы все дадим доверенность на распоряжение нашими деньгами господину доктору.
На том звери
Больше всех радовался Хрюкки. Он то и дело подбегал к сове и спрашивал:
— Бу-Бу, ну-ка скажи, пожалуйста, сколько у меня денег в банке?
— Пятьдесят три фунта восемь шиллингов и пять пенсов, — терпеливо отвечала сова.
— Пятьдесят три… восемь… пять… — мечтательно повторял поросенок, но через пять минут мудреные числа вылетали напрочь из его головы, и он снова бежал к сове.
— Бу-Бу, пожалуйста… — Все повторялось снова.
Но самое плохое было то, что Хрюкки окончательно зазнался. Он даже стал вести себя невежливо с другими представителями рода поросячьего. При встрече с сородичами он задирал пятачок и хрюкал:
— Ведите себя повежливее со мной, деревенщина, а не то я скажу своему адвокату и он подаст на вас в суд.
Больше всех денег получил О’Скалли — доктор положил на его счет и ту кругленькую сумму, которую ему прислал господин Пулен.
Крякки поначалу расстроилась — ну к чему ей были нужны деньги? Но потом она поразмыслила и сказала себе: «Доктор все равно размотает свою долю. А у меня денежки целее будут. По крайней мере, когда он снова окажется без гроша, мы сможем на мою долю вернуться в Паддлеби».
Глава 6…и как их потратить
Впервые в истории и, наверное, впервые в сказках звери получили деньги и могли тратить их, как им заблагорассудится. По правде говоря, доктор в душе был согласен с Крякки: он тоже считал, что звери потратят денежки в мгновение ока, но ему было очень любопытно посмотреть, что же выйдет из всей этой затеи. И даже если бы звери потратили все до последнего пенса, и то нельзя было бы сказать, что они неразумные животные. Сколько людей делают то же самое, проматывают огромные состояния, а окружающие продолжают считать их вполне разумными существами. Возможно, мотовство — черта чисто человеческая.
Вечером того же дня, когда звери получили чековые книжки, доктор допоздна задержался в театре. Ужин уже остывал, поэтому звери сели за стол без доктора. Разговаривали только о деньгах.
— Что ты сделаешь со своими деньгами, О’Скалли? — спросила пса белая мышь.
— Пока еще не знаю точно, — ответил О’Скалли, — но кое-что на примете у меня уже есть. Ты даже не представляешь, сколько бродячих собак умирает на улицах Лондона от голода. Я уже давно подумываю открыть ночлежку для бездомных, чтобы туда мог прийти любой сирота и любой бродяга и получить там кость, миску супа и подстилку на ночь. И чтобы никто не спрашивал, кто ты, откуда.
— И кто тебя тянул за язык? — набросилась на О’Скалли Крякки. — У нас уже есть приют для престарелых лошадей, мы на него потратили кучу денег.
— Но теперь-то я потрачу свои деньги! — не сдавался О’Скалли.
— Ты же знаешь доктора, — продолжала сетовать Крякки, — он ухватится за твою мысль и из доброты намнет тратить свои деньги. Бу-Бу говорит, что доктор Дулиттл сейчас богат. Ну и что с того? Помяните мое слово — не за горами тот день, когда он снова окажется без гроша. И вот тут-то мы ему поможем. Поэтому пусть все ваши денежки лежат в банке, не трогайте их, берегите!
— Но доктор сказал, что мы сами заработали эти деньги, — хрюкнул поросенок. — Значит, они наши.
<— Без доктора ты не заработал бы и ломаного гроша! — ухнула с камина сова. — Люди, чтобы сберечь деньги, пускают их в оборот, занимаются торговлей.
— Вот это по мне! — перебил Хрюкки и звонко шлепнул себя копытцем по груди. — Что может быть лучше торговли овощами? Я открою на свои деньги овощную лавку и половину от прибыли буду отдавать тебе, Крякки, чтобы ты хорошенько кормила доктора.
— Боже! Что ты затеял! — всплеснула крыльями Крякки.
— А почему нет? — не сдавался Хрюкки. — У меня хватит денег, чтобы скупить все вилки капусты на Лондонском рынке. Я самый богатый поросенок в Англии.
— Ты самый глупый поросенок в мире! — сердито крякнула утка. — Как только ты откроешь лавку, то сразу же сам слопаешь все овощи, и нечего будет продавать.
Звери еще долго пререкались за ужином, но так ни до чего и не договорились. Да оно и понятно: трудно было ожидать, что кто-то откажется от тех удовольствий, которые можно получить за деньги.
Белая мышь попросила доктора сходить с ней в сырную лавку, и там они купили полфунта каждого вида сыра, какой только был. А было там ой как немало сыров. Даже доктор Дулиттл не знал и половины их названий.
Когда они пришли домой с огромным свертком, от которого соблазнительно пахло сыром, Хрюкки выпросил у белой мыши по маленькому ломтику каждого сыра. Он хотел запомнить их названия и вкус, не потому, что был лакомка, а потому, что ему вздумалось написать книгу «Мои питательные кулинарные приключения». А так как в жизни поросенка подобных приключений хватало, то книга тянула томов на десять.
Хрюкки с помощью доктора сам покупал себе овощи и фрукты, самые дорогие и редкие. Однажды в большом овощном магазине одна дама увидела, что поросенок лакомится спаржей, и набросилась на доктора Дулиттла:
— Как вы смеете скармливать свинье такие изысканные овощи?
Хрюкки с высоко поднятой головой и набитым спаржей ртом посмотрел на сердитую даму и попросил доктора Дулиттла:
— Скажите ей, господин доктор, что я сам все это купил, на собственные деньги.
Доктор не мог отказать себе в удовольствии и перевел слова Хрюкки на человеческий язык. Вы бы видели, что случилось с дамой! Она открыла рот, потом закрыла, так ничего и не сказав, а затем покраснела ярче летнего помидора и бросилась вон из магазина.