Операция "Ананас"
Шрифт:
— Да… — удивлённо ответила Элла, и на лице её появилась робкая улыбка.
— Так, может, нам стоит попробовать?
Она ничего не сказала, только обняла меня, прижалась и заревела.
Перед уходом я заглянул к Кофману. Он выглядел напряжённым и пытливо всматривался в моё лицо.
— Спасибо, что зашёл, — сказал он.
— И вам за всё спасибо, Яков Михайлович.
— Прощаешься что ли?
Наверное, следовало сказать: «Нет, мы с Эллой решили переступить через этот этап, оставить его в прошлом и постараться построить жизнь вместе». Это, если бы мы с ним были в кинематографической мелодраме.
— Нет, нормально всё.
И он понял. Выдохнул, упал в кресло и тут же достал бутылку коньяка и два бокала.
— Давай.
Мы молча жахнули и кивнули друг другу.
— Я вот что хотел сказать, — начал я после молчания. — Вы директора «Елисеевского» хорошо знаете? Соколова Юрия Константиновича.
— Ну, не то чтобы очень хорошо, но знаю, — настороженно ответил он. — Нормальные отношения у нас, а что? Никакой информации о его деятельности у меня нет и втираться к нему в доверие я не…
— Нет-нет, речь о другом. Я вам скажу когда придёт время, и ему нужно будет исчезнуть. Иначе его возьмут и расстреляют.
Глаза Кофмана стали огромными и испуганными.
— Невозможно! Соколова? Нет, у него такие связи! Бред! Это просто невозможно!
— Не сейчас, ещё года два есть примерно, чуть меньше. Но начинать готовиться нужно немедленно. Документы на другое имя, домик у моря, а лучше в тайге, или несколько домов в разных местах, незаметная жизнь, тихие радости. Страна большая, места много, спрятаться есть где. Но на подготовку потребуется время. Уверяю вас, никакие связи, высокопоставленные клиенты и покровители не помогут. Они же первые его и утопят, чтобы их не сдал.
— В это невозможно поверить, Александр.
— В тридцать седьмом многие тоже не верили, пока не увидели, как их собственными яичками в гольф играют.
— А почему ты его выручаешь? Это немного странно.
— Обострённое чувство справедливости, — усмехнулся я. — Сами дядьку развратили, жрали вкусно и пили, возомнили себя царями и небожителями, а потом скормили его ненасытной машине якобы справедливости, а на самом деле тупо подставили. Пошлые и никчёмные людишки, продающие мораль за банку чехословацкого пива. В общем, жаль мне его. Так что передайте Соколову, пусть готовится и ни одной душе не говорит об этом, ни одной. И пусть не пытается что-то узнавать и разведывать. Даже если пронесёт, парашют на случай экстренного катапультирования не повредит, правда?
— А мне? — спросил Кофман и плеснул ещё коньяку. — Мне нужно парашют готовить?
— Про вас не знаю, пока тишь да благодать, но быть готовым к любой передряге и к внезапно изменившимся условиям нужно всегда. Если что-то услышу, сразу скажу.
На следующий день меня пригласил Миша в шашлычную на Арбате, туда, где мы впервые встретились.
— Подпоить меня решил? — спросил я, заметив, что очень уж активно он пытается развязать мне язык. — Я человек малопьющий, знаешь же. Спрашивай так, чего хочешь, юлить не стану.
— Какой ты прямолинейный, Жаров, — усмехнулся он. — Не хотел я тебя подпаивать, просто разговор есть деликатный, и не знаю как начать, вот время и тяну. Доволен?
— На тебя непохоже, — покачал я головой, — чтобы не знал как начать. Нет, совсем непохоже. Рассказывай, что у тебя на сердце.
— Да, понимаешь… Как говорил товарищ Бунша, меня терзают смутные сомнения…
— Кто мы? Откуда? Куда идём?
— Ну… почти… — замялся он.
— Тогда странно, что ты именно здесь решил об этом поговорить, — улыбнулся я и показал
Не для того, чтобы записывать именно наш разговор, но, например, чтобы иностранцев мониторить, здесь их немало бывало.
— Нет, здесь прослушки нет, — отрицательно покрутил головой Михаил. — И у меня глушилка с собой, импортная, портативная. На всякий случай.
Он достал из кармана плоскую металлическую коробочку с маленькой красной лампочкой, показал мне и убрал обратно.
— Знаешь, — сказал он, — у меня сложилось впечатление, что тебе можно верить.
— Взаимно, — прищурился я.
Он кивнул.
— Мне кажется, ты знаешь больше, чем говоришь, — произнёс он и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Как и все люди, Миша.
— Я имею в виду будущее.
Я промолчал, ожидая продолжения.
— Что там будет? Ты знаешь?
— Вот скажи мне, Миша, — усмехнулся я. — Кто должен определять, то какое оно, будущее это? В смысле, хорошее или плохое и надо ли что-то подправить? Ты или Леонид Ильич?
— Тише-тише, громко-то не кричи. Для меня было бы лучше, если бы это определял я.
Он улыбнулся.
— А если бы тебе не понравилось? Ты был бы готов его исправить?
— Тут неважно, понравилось бы или не понравилось лично мне. Нужно было бы смотреть объективно с точки зрения общественного блага.
Он сделал большой глоток из своей кружки.
— Хм, — покачал я головой. — Интересно. А ты можешь сказать, какое будущее было бы правильным с этой самой точки зрения общественного блага?
— Ну… — задумался он. — Я, честно говоря, в общественном благе не самый большой спец, но вот лично я бы хотел… Хотел бы, чтобы наша страна была великой и могучей, чтобы с ней считались все другие страны, чтобы люди у нас стране жили счастливо и имели достаток, чтобы не бегали за импортными джинсами, а сами могли производить всё, что угодно, чтобы сами задавали моду и направления в культуре. Чтобы наша инженерная мысль была на переднем краю науки, чтобы мы были сильны не только космическими кораблями, но вообще любой техникой, чтобы наши станки и автомобили были лучшими в мире, а ЭВМ самыми передовыми, чтобы учёные из других стран мечтали работать у нас. Хочу, чтобы наши люди гордились нашими достижениями и жили счастливо. Счастливо и свободно. Чтобы социализм смог реализовать всё лучшее, что в нём заложено, и чтобы мог использовать положительный опыт из других систем. Чтобы каждый мог говорить всё, что думает и это помогало бы сделать наше общество здоровее и сплочённее. Чтобы не было преступников, чтобы не было расхитителей. Вот чего я хочу. А ещё, чтобы во главе страны стояли молодые, дерзкие и отважные руководители. Вот, как-то так, в общих чертах.
Он отхлебнул ещё.
— Шарикову больше не наливать, — усмехнулся я.
— Вот именно! — обрадовался Миша. — Хочу, чтобы можно было читать Булгакова и это бы не считалось зазорным.
— Так ты что, — хмыкнул я, — демократии хочешь?
— Только, не в западном понимании, — замотал он головой. — Запад нам, к большому сожалению не друг и активно работает против нас. Это я точно знаю. А западная демократия — это власть капиталистов-олигархов, а у нас власть народа. И это правильно, надо только подправить кое-что. У нас есть партия, ум, честь и совесть, и система советов. Чем они плохи? Пусть ведут нас вперёд. Но местное самоуправление и подлинное народовластие должны цвести буйным цветом, и тогда плоды будут потрясающими. А, ещё бы систему планирования подтянуть, но это уже с помощью ЭВМ, наверное.