Операция «андраши»
Шрифт:
— Просто ты не хочешь нас понять, только и всего. Он злился на себя и еще больше — на Митю.
— А как вас понять? Вы же такие… такие подозрительные. И о всех других думаете неизвестно что!
Митя уже взял себя в руки и заговорил совсем спокойно:
— Вовсе нет. Просто мы за то, чтобы идти дальше, идти вперед, за то, чтобы довести до конца начатое.
— Вопреки всему?
— А как же иначе? Как еще жить? — Он широко улыбался, стараясь сохранить сдержанность. — Я ведь не говорю, что у нас не было ошибок. Зачем бы я стал тебя обманывать, Ник?
— Нет, конечно. Я же не капитан.
— Это ты только говоришь. А сам прячешься за такими же понятиями. Но ведь так ничего сделать нельзя. Жаль, конечно, но это невозможно. Невозможно, и все тут. — Он снова стал серьезным. — В конце концов ты поймешь, Ник. Обязательно поймешь. Да, сейчас еще не рассвело. Я знаю это не хуже тебя. Но мы пройдем сквозь тьму к свету. Ты не веришь? Значит, ты вообще не способен ни во что верить.
— На чем, надеюсь, и завершается первое поучение.
— Послушай, Ник. Ты что, думаешь, что когда-нибудь было иначе? — Митин голос звенел над водой, как металл. — А что касается отчета потом, так лучше забудь. В «потом» для нас места не будет. — Казалось, его лицо полыхает тусклым белым пламенем. — Ты этого себе и представить не можешь? Что никто не захочет выслушивать твои объяснения? Попомни мое слово: никто даже слушать не захочет. Ладно, объясняй, но те, кому вот сейчас, когда мы сидим тут на острове, еще только пять лет или десять лет, захотят ли они слушать? Мы для них будем как мертвые страницы истории. Ну, ты делал то, что надо было делать, и они скажут тебе «спасибо» или вовсе не скажут. Вот так.
— Веселенькая перспектива.
Митя обхватил колени и сказал жестко:
— Мы будем им говорить: послушайте, вот как это было и почему. А они? Они похлопают нас по спине крепкими молодыми ладонями, нас, бедных дряхлых стариков, и скажут: «Да-да, конечно, только нам некогда, у нас столько дел, так много еще нужно налаживать». — Он стукнул кулаком по бурой земле. — Нет! Пусть те, кто должен был убивать, сами себя похоронят. Мы сделаем свою работу — ты, я, все мы, — и достаточно.
— Не понимаю почему.
Но может быть, он только подумал это, потому что Митя ничего не ответил. Он устало выругался и, вспомнив Митин совет, перекатился на живот, а Митя остался сидеть в прежней позе, лицом к востоку, где вели битву огромные регулярные армии. Мимо них катила свои воды река, вязкие, тоскливые, как старая серая краска на двери, — на двери, которую им, возможно, больше не удастся открыть. Но он уже не видел знакомых фигур; как ни странно, в нем, точно далекие отголоски, возникало и крепло ощущение цельности и примирения с собой. Он лежал, и оно росло в его душе, а рядом струился серый поток, сам, без чьего-либо соизволения, — даже без соизволения божьего. Рука божья на тебе, сказали бы попы, это тебя коснулась рука божья. Бог, бог, бог, повторил он про себя, ища смысла в этом слове. Потом бросил. К черту бога. Никто
Казалось, в мире не осталось больше людей, кроме них — он, Митя, Митины казахи, Андраши, Корнуэлл и эта девушка, семеро потерпевших крушение на сыром клочке земли и темной зелени. Еще один мираж. Где-то среди скал, среди деревьев и густых зарослей Плавы Горы, Марко ищет еды и связь, ищет Бору, или Кару, или кого-нибудь еще, кто выжил. Он встал, судорожно позевывая от голода, и пошел к остальным трем, к маленькой палатке из зеленого парашютного шелка, которую Марко взял для них у Бабуси. Они смотрели, как он идет к ним.
Глава 2
Она была красива, но как-то незаконченно красива. А вернее, поправил он себя, она уже доведена до возможного предела совершенства, но только слишком рано. И нельзя закрывать глаза на тот факт, что они друг другу сильно не нравятся. Однако он и не собирался их закрывать. Его это устраивало. «Можете не ревновать ко мне, — заявила она. — На все внимание капитана я не претендую». Глупость, а все-таки царапнуло.
Теперь он сел возле них и начал прислушиваться к их разговору. Перед переправой она переоделась в толстый черный свитер и черные лыжные брюки. И все-таки была тут совершенно ни к чему. Ей вообще тут не место. Ну а профессор… Марко и даже Митя безоговорочно отнесли бы профессора к категории людей, определяемой отнюдь не нежным словом, и все-таки у старика есть свой стиль, свой юмор. Профессору можно бы поставить две-три хорошие отметки.
«Вы считаете, — сказал ему профессор негромко несколько дней назад, в то время, когда все было легким и достижимым (с тех пор словно годы прошли), — вы считаете, что я причиню вам много хлопот?»
«А разве нет?»
«Мой милый, — согласился профессор с искреннейшей улыбкой, — а вы на моем месте их не причинили бы?»
«Не понимаю, почему вы вообще решили ехать»,
Андраши рассмеялся.
«Собственно говоря, и я не понимаю».
«Это ведь может осложнить положение, верно?»
Профессор пригладил серебряную шевелюру. «Да, — сказал он, — мне кажется, что… Да, боюсь, что так».
И вот теперь эти осложнения дали о себе знать. Корнуэлл сказал, не повернув головы:
— Том, раз уж вы пришли, так, пожалуйста, подтвердите профессору Андраши мои слова, хорошо? Что вы не можете связаться с базой.
Ах, вот оно что! Профессор заподозрил заговор. Ну, тут удивляться нечему. Он твердо сказал:
— Безнадежно. Нам нужен новый аккумулятор, а его у нас нет.
— Но в таком случае… простите, но как вы обходились раньше?
Они все еще были мучительно вежливы друг с другом.
— В городе? Подключал его к сети, вот как.
— Да. Но простите, а там? — Андраши показал на непроницаемый склон Плавы Горы.
— У нас был аккумулятор. Громоздкая такая штука. Мы его таскали с собой из одного места в другое.
— Так нельзя ли как-нибудь доставить его сюда?
— Само собой. Я сейчас же за ним сбегаю.